– Нахрена кастрюлю поставили тут, спрашиваю?! И что за дерьмо в ней?!
– Да кто разорался там? Славик, это ты что ли мать твою?!
– Да нет родной, это твою мать! Что это за баррикады?!
– Щас уберу, не кипиши!
– Фу! А вонизма какая! Вы в нее гадите что ли?
– Дайте поспать уроды!!! – раздался бас откуда-то из глубины.
В траншее, наконец, показалось два одетых в камуфляжи молодых человека. Высокий блондин с улыбчивым и обветренным лицом и среднего роста брюнет помоложе, с большими и вечно задумчивыми черными глазами и щетиной на лице.
– Опа! – воскликнул блондин, глядя на юного часового, – Слышь Колян, а тут засада поджидает!
– Прохода нет! – деловито заявил юноша с карабином.
– Погляди, Колян, еще одна кастрюля на дороге. На сей раз говорящая и с пушкой.
Часовой снял с плеча карабин.
– Валите отсюда.
– Ты чего, салабон, вообще рамцы попутал? Перед тобой сам Славик Сквернослов и Коля Васнецов.
– Да мне параллельно, – с вызовом бросил юнец.
– Щас будет перпендикулярно. Уйди с дороги, – нахмурился Сквернослов.
– Запрещено! Карантин! Я при исполнении! Я стрелять буду!
– Да в голову себе выстрели! Какой к лешему карантин?!
– Инопланетян поймали! Секретно! Валите отсюда!
Молодые люди, какое-то время, молча и с изумлением, смотрели на часового, пока, наконец, Слава не схватил Николая за плечо и, согнувшись, стал громко хохотать.
– Нет, ты слышал это Колян?! А-ха-ха! Инопланетян поймали! Ой нимагуу!!! Ой я щас обделаюсь от смеха!!! Ой, блин, Петренко, тащи сюда свою кастрюлю, я в нее навалю щас!!!
– Да ладно тебе, Славик, – вздохнул Николай. Ему было неловко за своего названного брата. Юнец с карабином был одним из немногочисленного поколения людей, родившихся после катастрофы. Николай всегда сочувствовал им. Они не знали солнца. Не знали весны. Не знали купания в реке. Они не знали ничего кроме жгучего холода, подвалов и этих накрытых досками траншей. Новое поколение рождалось с множеством врожденных болезней. Многие рождались мертвыми. Многие умирали в ближайшее время. Николай знал, что и до катастрофы, проблемы с окружающей средой и некачественными продуктами, привели к тому, что большинство новорожденных имели те или иные патологии, но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что ждало рожденных в новой эре. Но иногда Николай завидовал им. Они знали только один мир. И им не о чем было тосковать, так как им не с чем было сравнить окружающую действительность. И хотя Васнецов очень смутно помнил прошлое, в силу своего малого возраста тогда, он всегда ощущал непрекращающуюся тоску по утерянному безвозвратно.
– Это не инопланетяне. Это космонавты. – Пояснил Николай бледному и худому часовому. – Мы их задержали сегодня. Хотели поговорить с ними. А то их сразу увели.
Раздраженный юнец, после того как с ним стали нормально разговаривать, немного смягчился и снова повесил карабин на плечо.
– Ну, я, в самом деле, не имею права. Там дальше вообще спецназ охраняет. Говорю же, карантин. Запрещено до выяснения.
– Что тут у вас, ребята? – за спиной часового появился профессор Третьяков, сразу удалившийся с блокпоста вместе с космонавтами, которых дружинники повели прямиком в штаб.
– Да мы с задержанными пообщаться хотели, – сказал Сквернослов.
– Нельзя, ребята. Они в карантине.
– Я же говорил! – воскликнул юнец.
– Сейчас их моют, бреют, кормят. В общем, в порядок приводят. Потом их врачи осматривать будут. Мало ли что. Ну и до выяснения личностей, никаких контактов. Сами понимаете, они лазутчиками чьими-нибудь могут вполне оказаться.
– А скафандры где они взяли? – скептически покачал головой Слава.
– Пойдемте ко мне. Там поговорим, – махнул морщинистой рукой Третьяков. В другой руке он держал какой-то бумажный пакет.
Профессор жил в подвале городской библиотеки. Здесь обитала вся, так называемая интеллигенция Надеждинска. Те, кто обучал молодежь, не давая в этом крохотном мирке прорости зернам безграмотности и невежества. Старались они на совесть, насколько это было возможно в сложившихся условиях. Учебные классы были для удобства организованы рядом. Комната профессора оказалась довольно большой. Здесь было хорошее освещение. Много книг на деревянных стеллажах. На столе тоже были книги и, в центре стоял большой, побледневший от времени глобус. Под армейской железной кроватью проходила труба с водой. Она опоясывала весь подвал, проходя по жилищам людей, и у входа прогревалась печкой, возле которой находился внутренний пост охраны.