Артур Конан Дойл
Когда Земля вскрикнула (и)
Я довольно смутно вспоминаю, что мой друг Эдуард Мелоун, сотрудник «Газетт», говорил мне что-то о профессоре Челленджере, с которым он пережил замечательные приключения. Однако я настолько занят своими профессиональными делами, и моя фирма была настолько завалена заказами, что я очень мало следил за всем, что творится на свете, за всем, выходящим за пределы узкопрофессиональных интересов. Единственно, что удержалось у меня в памяти, это что Челленджер представлялся мне каким-то диким гением, обладающим жестоким, нестерпимым характером.
Поэтому я был очень удивлен, получив от него деловое письмо следующего содержания:
14-бис, Энмор-Гарденс.
Кенсингтон.
Сэр!
У меня явилась надобность воспользоваться услугами специалиста по артезианскому бурению. Не буду скрывать от вас, что мое мнение о специалистах вообще невысокое, и обычно я обнаруживал, что человек с хорошо развитыми мозгами, как я например, может шире и глубже вникать в дело, чем другой, избравший узкую специальность (что, увы, очень часто называется профессией) и поэтому имеющий весьма ограниченный кругозор. Тем не менее я склонен попробовать иметь с вами дело. Просматривая список авторитетных специалистов по артезианскому бурению, я заметил некоторую странность — чуть не написал нелепость. Выше имя привлекло мое внимание, и по наведенным справкам обнаружилось, сто мой молодой друг, м-р Эдуард Мелоун, знаком с вами.
Поэтому я пишу вам и заявляю, что буду рад побеседовать с вами, и если вы удовлетворите моим требованиям — а они не маленькие, — я буду склонен передать в ваши руки чрезвычайно важное дело. В настоящее время большего сказать не могу, потому что дело носит совершенно секретный характер и сообщить о нем можно только в устной форме. Поэтому прошу вас немедленно оставить все дела, если у вас таковые имеются, и прийти по вышеуказанному адресу в следующую пятницу в 10.30 утра. У дверей вы найдете скребок для очистки грязи с подметок и цыновку ибо миссис Челленджер кралюбит опрятность.
Остаюсь, сэр, как вам известно,
Это письмо я передал своему старшему клерку для ответа, и он уведомил профессора, что м-р Пирлесс Джонс имеет удовольствие принять его предложение. Это было обычное вежливое деловое письмо, начинавшееся с трафаретного выражения:
«Ваше письмо от (без даты) получено».
На это последовал следующий ответ профессора, имевший вид загородки из колючей проволоки:
«Сэр!
Я замечаю, что вы негодуете на то, что мое письмо было без даты. Смею ли я обратить ваше внимание на тот факт, что, в качестве некоторой награды за чудовищные налоги, наше правительство имеет привычку ставить маленький круглый значок или штамп на внешней стороне конверта, который имеет как раз нужную вам дату отправления. В случае отсутствия или неразборчивости этого штампа вам надлежит обращаться к содействию авторитетных лиц почтового ведомства. Тем не менее предлагаю вам направить свои замечания лучше на обстоятельства того дела, о котором я хочу с вами посоветоваться, и прекратить обсуждение формы и стиля моих писем».
Мне стало ясно, что я имел дело с сумасшедшим, и я почел за благо, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, пойти к моему другу Мелоуну, которого я знал еще с тех пор, когда мы оба играли в Ричмондской спортивной команде.
Он был все тот же неунывающий ирландец и очень потешался над моим первым столкновением с Челленджером.
— Ничего, ничего, сын мой, — заявил он. — После пятиминутного разговора с ним вам покажется, что с вас живого содрали кожу. Ему ничего не стоит оскорбить человека.
— Так с какой же стати с ним так няньчатся?
— Никто с ним не няньчится. Если бы собрать всю ругань, скандалы и полицейские протоколы…
— Протоколы?
— Да, черт возьми, он ничуть не задумается спустить вас с лестницы, если вы ему не понравитесь. Это первобытный пещерный человек в пиджаке. Как сейчас представляю его с дубиной в одной руке и кремневым топором в другой. Бывает, что люди родятся не в том столетии, а он опоздал родиться лет на тысячу. Это тип раннего неолита или что-то в этом роде.
— И такой тип — профессор?
— В том-то и дело. Это самый могучий ум Европы, обладающий невероятной силой, которая воплощает все его замыслы и реальность. Окружающие делают все от них зависящее, чтобы сдержать его, коллеги ненавидят его со всем пылом, но с таким же успехом пара жалких траулеров сможет сдержать трансатлантического гиганта. Он просто их не замечает и идет своей дорогой.
— Так, — сказал я, — одно для меня ясно: я не желаю иметь с ним никакого дела. Я откажусь от его предложения.
— Ничего подобного. Вы примете его целиком и безоговорочно, — имейте в виду — целиком или потом вы очень пожалеете.
— Почему?
— Хорошо, я вам объясню. Раньше всего, не принимайте всерьез всего, что я вам наговорил о старике Челленджере. Всякий, кто с ним соприкоснется ближе, начинает любить его. Право же, старый медведь вовсе не так страшен. Я, например, вспоминаю, как он тащил на спине младенца-индейца, заболевшего чумой, тащил сотни миль до реки Мадейры. Во всяком случае, он великодушен и никогда не причинит вам зла, если вы будете с ним честны.
— У него вообще не будет случая как бы то на было со мной обращаться.
— Ну и сваляете дурака, если не пойдете к нему. Вы слышали когда-нибудь о «тайне Хенгист-Даун», о затопленных шахтах на Южном берегу?
— Да, какое-то таинственное исследование угольных шахт, насколько я понял.
Мелоун хитро подмигнул.
— Так поняли? Ну и ладно! Видите ли, старик мне доверяет, и я не могу много говорить без его разрешения. Но кое-что я вам могу сообщить, потому что об этом было в газетах. Некий Беггертон, составивший себе капитал на каучуке несколько лет тому назад, оставил все свое состояние Челленджеру с условием израсходовать его в интересах науки. Это была громадная сумма, несколько миллионов. Тогда Челленджер купил землю в Хенгист-Даун, в Суссексе. Это были никуда негодные земли на северной границе меловой области, а он закупил большой участок и загородил его колючей проволокой. В центре его владений была глубокая выбоина. Здесь он затеял раскопки. Он объявил, — Мелоун подмигнул снова, — что в Англии есть нефть и он намерен это доказать. Он построил маленький образцовый поселок с колонией хорошо оплачиваемых рабочих, которые поклялись держать язык за зубами. Сама выбоина так же отгорожена, как и весь участок, и охраняется свирепыми собаками, овчарками. Много репортеров чуть не оставили там свою жизнь, уже не говоря о задней части брюк в зубах овчарок. Словом, дело серьезное и крупное, и ведет его фирма Томаса Мордена, но она тоже связана словом и должна соблюдать тайну. Очевидно, подошло время, когда потребовался специалист по артезианским колодцам. Неужели теперь вы будете так глупы, что откажетесь от подобной работы, сулящей такие интересные перспективы и чек на солидную сумму по их реализации, не говоря уже о сотрудничестве с самым поразительным человеком, какого вы когда-либо встречали и никогда больше не встретите.
Аргументы Мелоуна одержали верх, и в пятницу утром я направился в Энмор-Гарденс. Я так спешил, чтобы попасть к назначенному времени, что очутился у дверей на двадцать минут раньше. Я поджидал на улице, когда мне показалось, что я узнаю машину «Роллс-Ройс» с серебряной стрелой на дверцах. Ну, конечно, это машина Джека Девоншайра, младшего компаньона крупной фирмы Морден. Он был мне известен как самый корректный человек, так что для меня было форменным ударом созерцать, как он появился в дверях, поднял руки к небу и весьма экспрессивно воскликнул:
— Черт его дери! Ах, черт его дери!
— Что с вами, Джек? На кого это вы так сердиты?
— Алло, Пирлесс! Вы также причастны к этой затее?
— Не совсем, но собираюсь.
— Ну, так вы увидите, что тут можно выйти из себя.