— Господа, — прогрохотал он, — слава Богу, нет нужды обращаться к дамам. Если я и не пригласил их быть с нами в этот день, то уж, уверяю вас, вовсе не из желания набить себе цену таинственностью, поскольку, смею вас заверить — эти слова, сказанные с притворной скромностью, прозвучали довольно тяжеловесно, — у меня с прекрасным полом (причем взаимно) отношения всегда были открытые и, конечно же, вполне доверительные. Истинная причина состоит в том, что наш эксперимент таит в себе некоторую, крайне незначительную, долю опасности, впрочем, недостаточную для того, чтобы оправдать беспокойство, которое я замечаю на многих лицах. Надеюсь порадовать представителей прессы тем, что я отвел им особые места — на отвалах у входа в шахту, — места, позволяющие им стать непосредственными свидетелями происходящего. Они проявили к моим делам такой интерес, который порой было трудно отличить от беспардонного вмешательства, но уж на этот раз они не смогут упрекнуть меня в том, что я без внимания отнесся к их проблемам. Если эксперимент не удастся и ничего не произойдет — нельзя исключать и такой возможности, — я, по крайней мере, сделал для них все, что мог. Если же, напротив, что-то произойдет, они окажутся в самом выгодном положении и смогут в полной мере насладиться увиденным, а затем все подробно описать, конечно, если в конце концов окажутся в состоянии это сделать.
Надеюсь, вы поймете, как трудно человеку науки объяснить невежественной, прошу прощения, толпе те разнообразные причины, которые приводят его к определенным выводам или поступкам. Я слышу какие-то выкрики с места. Попросил бы джентльмена в роговых очках не размахивать зонтиком! (Голос: «Определение, данное вами гостям, в высшей степени оскорбительно!») Возможно, джентльмена возмутили мои слова относительно.толпы." Но не будем спорить о словах. Так вот, в тот момент, когда меня перебили этой неуместной репликой, я собирался сообщить, что все, относящееся к эксперименту, весьма полно и вполне доступно изложено в моем сборнике, скоро выходящем из печати, куда вошли статьи о Земле и который я без ложной скромности определил бы как одну из книг, открывающих новую эру в истории человечества. (Общий шум и возгласы: «Давайте по существу! Зачем мы здесь собрались? Это что — розыгрыш?.) Я как раз собирался все объяснить, но если шум будет продолжаться, мне придется принять меры к наведению порядка. Суть дела в том, что я пробил шахту сквозь земную кору и сейчас собираюсь сильнейшим образом воздействовать на чувствительные центры Земли. Эту тонкую операцию мне помогут осуществить мои подчиненные: мистер Пэрлисс Джоунс, так называемый специалист по артезианскому бурению, и мистер Эдуард Мелоун, в данном случае мой полномочный представитель. Обнаженная чувствительная субстанция подвергнется внешнему воздействию, а как уж она станет реагировать на это, покажет эксперимент. Будьте любезны, займите свои места, а эти два джентльмена спустятся в шахту и сделают последние приготовления. Тогда я нажму кнопку на этом столе и эксперимент состоится.
Обычно после подобных обращений Челленджера публика чувствовала себя так же, как сейчас Земля — словно ей проткнули кожу и обнажили нервы. Наше собрание не было исключением, и, конечно же, все рассаживались по местам с ропотом неодобрения и даже возмущения. Челленджер остался один на своем возвышении; его черная грива и борода тряслись от волнения. Однако ни я, ни Мелоун не могли в полной мере насладиться этим зрелищем, поскольку спешили исполнить свою невиданную доселе миссию. Двадцать минут спустя мы были уже на дне шахты и убирали брезент с обнаженной поверхности. Нам открылось удивительное зрелище. Благодаря какой-то странной космической телепатии наша старушка планета словно поняла, что по отношению к ней готовится неслыханная дерзость. Обнаженная поверхность походила на кипящий котел. На ней вздувались огромные серые пузыри, которые тут же лопались с громким треском. Наполненные воздухом вакуоли делились и сливались вновь с повышенной активностью. Поперечное волнообразное движение стало отчетливее. В соустьях извилистых канальцев, проходящих под поверхностью, казалось, пульсирует какая-то темно-багровая жидкость. Во всем чувствовалось биение жизни. Тяжелый запах затруднял дыхание.
Я зачарованно наблюдал это зрелище, как вдруг Мелоун, стоявший неподалеку от меня, сдавленно вскрикнул:
— Боже мой, Джоунс! Ты только взгляни туда!
Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить обстановку, и в следующее мгновение я уже прыгнул в клеть подъемника.
— Скорее! — закричал я. — Возможно, дело идет о жизни и смерти! То, что мы увидели, было поистине пугающим. Вся нижняя часть шахты, казалось, тоже участвовала в том неистовом движении, которое мы заметили на дне: стены вздымались и пульсировали в такт обнаженной поверхности. Наконец это движение достигло отверстий, в которых были закреплены наши брусья, и стало ясно, что брусья вот-вот рухнут. Если же это произойдет, заостренный конец моего бура войдет в тело Земли, не дожидаясь электрического сигнала. Но прежде нам с Мелоуном надо выбраться наружу. Находиться на глубине восьми миль под землей, где в любой момент может произойти небывалый катаклизм, — это была жуткая перспектива. Мы бешено понеслись вверх.
Забудем ли мы хоть когда-нибудь этот кошмарный подъем? Лифты мчались с визгом и скрежетом, и все равно минуты казались часами. Добравшись до очередной пересадочной площадки, мы выскакивали, садились в новый подъемник, нажимали кнопку.пуск. и летели дальше. Через решетчатую крышу клетей далеко вверху виднелось маленькое пятнышко света — выход из шахты. Пятнышко росло, пока не превратилось в большой круг, и тогда мы с облегчением увидели кирпичную кладку устья. Мы поднимались все выше и выше и наконец в безумном ликовании выпрыгнули из нашей тюрьмы, вновь ощутив под ногами мягкий зеленый покров. Но нужно было бежать. Не успели мы сделать и тридцати шагов, как где-то на огромной глубине мой железный дротик вонзился в нервный центр старушки Земли — и великое мгновение наступило.