Комнатка, где он жил, была пуста, лишь со стены Боля не сняла репродукцию.
— Любовь земная и любовь небесная, — сказал Дмитрий.
Достал сигареты, закурил.
«Я здесь жил? Антошка, Егор спали у меня… я произносил монологи… Любил читать Стендаля. Лиля… дверь на ночь открыта… Аввакум трещал… Надо бы повидаться».
Тихонько зашла Лиля.
— Стоишь? Изучаешь творчество Тициана? М-м? — Она вся прислонилась к нему, как будто долго ждала часа, похожего на тот, ею забытый, когда она впервые переступила порог этой комнатки.
Дмитрий вывернул лампочку и в темноте сладко поцеловал жену. Разве она, такая добрая, непритворная, заслужила его упреки? Хорошо, что она ни разу их от него не слыхала! Один миг — и все разрушишь нетерпеливым словом. Что прошло, то легко. Случай или господь бог всегда помогают. Во всем — в счастье ли, в поражении есть высшая справедливость. Назначено было ему самой природой провалиться с мечтой об актерстве. Все точно, разумно под этими звездами. Нельзя было ему жить без Лили. И не случайно, наверное, занесло его в этот теплый ласковый край. Никуда он уже отсюда не уедет. Он родился для тихой, неспешной, какой-то даже старомодной жизни. Там в городе на улицах, тенистых от садов у невысоких домиков, ему по себе. И вот здесь, в станице. Еще бы он мог жить в Изборске или на севере, где его деревенская душа не путалась бы в сетях призрачной жизни. За тихость и длинные дни любил он провинцию. Он родился и умрет в провинции.
— Не хотела бы жить в Москве?
— Смотря с кем, — сказала Лиля.
— Со мной.
— Не понимаю, как там твой Егор живет. Сначала кажется, что для жизни надо много, много всего, не перечислишь. А потом… даже вот так стоять и знать, что сюда никто не войдет, и море шумит, и…
Так уж устроено: жены друзей не сходятся между собой и своим равнодушием, придирками постепенно дружеские отношения низводят до отношений между семьями.
Лиля с неохотой позвонила Наташе.
— Надолго в Москву? — спросила Наташа. — А где вы остановились?
— У моей подруги.
— А то приезжайте к нам, я одна. Где Димка-то? Ну, приезжай без него, потом и навестите Свербеева вместе.
Наташа стирала. В большой комнате они, мельком взглядывая друг на друга, поболтали минут сорок. Обе оживлялись, когда дело касалось мужей, главным образом их странностей.
— Не-ет, они ненормальные, это за версту видно, — говорила Наташа непререкаемым тоном, в котором таилось скорее довольство, нежели обвинение. — Как мы их терпим? Из них только Никита серьезный. А мой, твой или Свербеев — это с ума сойти. Егор, он же кран не закрутит. Поломайся что — не закрутит и не починит. Он мне бельевую веревку три дня натягивал!
— А Димка! — подхватывала Лиля. — Послала как-то единственный раз в магазин, он выбил чек в кассе, положил в карман и три дня носил его, пока я не спросила: «А где же крупа, конфеты, колбаса?» Надо же! — три дня таскать в кармане! Газет накупит и читает дорогой.
— Зато Егор мой славится выращиванием овощей на даче у сестры. Посадит и улетит. Уже все желтое, в зарослях. Я не езжу.
— У нас мать этим занимается.
— Или их встречи, — вспомнила Наташа. — Ужас! На кухне запрутся и до двух-трех ночи бубнят, курят. Решают проблемы! Хуже баб.
Едва ли женщины замечают, какую обиду они наносят друг другу, как пробалтываются и теряют тонкость. Наташа вдруг пустилась защищать Владислава.
— Ему не так-то легко найти невесту, понимаешь?
Лиля молчала.
— Он видишь какой, — продолжала Наташа, — Ему необязательно, чтобы его любили, важно, чтобы он любил. Понимаешь, да? Есть у человека маленькая простенькая мечта: полюбить кого-то, больше ему ничего не нужно: ни славы, ни денег.
— У всех это так просто, почему же ему нет достойных?
— Он ищет похожих… на тебя, — сказала Наташа.
— Что значит… похожих?
— Внешне, наверно.
— Глупости какие…
— Он вчера мне звонил. «Ах, матушка, заеден Москвой, хочу прочь, — карету мне, карету! Опять видел во сне Лилю, и с такой близостью и жалостью к ней, что проснулся и заплакал. Нет ли у тебя хорошей подруги?» Мне его жалко иногда.
— А кто у вас еще бывает? — спросила Лиля, чтобы увести разговор в сторону.
— Кривощековские, — звонят, ночуют, я устала от них. Единственное — Никита приедет, так я рада, это мужчина, у него и разговор мужской. Я поотвадила многих, — какие-то школьницы нашлись, в кружках в Доме пионеров вместе занимались, че-орт-те кто звонит. Кружки, танцы, а там кто их знает. Никому уже не верю. Так просто ничего не бывает: всем что-то нужно.