— Зачем вы так… — мягко успокоил его Панин и сразу подобрел глазами. — Вы еще совсем молоды. Никакой трагедии не случится, если вы займетесь другим.
— Не представляю, что теперь делать…
— Поймите, при такой же затрате сил вы в другой области, там, где вы будете самим собой, добьетесь блестящих результатов, тогда как у нас вы испортите себе жизнь. Я уже не говорю о том, что на своем месте вы будете гораздо полезнее. Ведь вы живете в обществе.
— Другого не хочу.
— Вас очень много приходит сюда, — сказал Панин сурово. — Нам потом досадно, мы принимаем, а из этого ничего настоящего не выходит.
Димка молчал. Нотации ничего приятного ему не сулили. Чем поучительнее были речи Панина, тем тошнее становилось у Димки на душе. Уж лучше бы Панин солгал насегодня, правда отталкивала Димку, и он злился на Панина.
— Важно, чтобы вы поняли, — совсем не то, чего хотелось бы Димке, твердил Панин, — что, не обладая высокими данными, вы, однажды устроившись так-сяк, невольно будете обманывать людей. Сначала невольно, а после… Кто его знает. «Ужом проползти» — так говорят.
«Я бы голодал, жертвовал, не изменил», — упорствовал Димка.
— Я не виноват, что тянет…
— Никто не виноват, если нет таланта, — сказал Панин. — Вы другой. Поищите. Виноваты же те, кто не имеет мужества признаться в своей слабости и лезет на место, ему не предназначенное. Ни-че-го, кроме позы, не останется. И потребности хитрить, лгать. Все время одна, одна и та же мысль: как выкрутиться, пролезть, доиграть ту роль, с которой по глупости начал свою жизнь. Это неизбежно.
Димка задумался. Умные темные глаза Панина говорили, что просить о снисхождении бесполезно, и вот странно: сердце не сдавалось.
— Не расстраивайтесь, — улыбнулся Панин и встал. — Коне-еч-но, если уж вас так тянет, попытайтесь еще, вам не запрещено. Но зачем? Всякий есть то, что он есть. Сами себя не обманывайте.
— Да я не обманываю, — сказал Димка. — Но я не знаю, куда деться.
— Найдете. Будете нужны.
Он распрямился и светло, ободряюще улыбнулся, показывая ровные белые зубы.
— Было бы только что за душой. Не падайте духом, до свидания, подумайте хорошенько. Избави вас бог обвинять в своей неудаче весь мир! До свидания, подумайте.
— Спасибо, я подумаю, — сказал Димка и вышел.
Они пришли в общежитие, там сидел Владька.
— И вы еще ходите трезвые? — сказал он. — Смочить бы удачу, а? Егорка? Головка-то болит, головку смочить бы надо. Дима, ты мне дорог, чадо. Не хнычь, поедем со мной в Чухлому. Какие там женщины! М-м, прелесть. Я еле тур высидел, шутишь, такую толпу пропустили, и все таланты из народа, валенки. Поедем, Димок, в Чухлому. На характерные роли!
— Тебе же еще год, — сказал Егорка.
— Мой друг, талантливому актеру учиться не надо. Сапожному делу учатся, а мы от природы. Что с горы не дано, в аптеке не купишь.
Димка молчал. В минуты переживаний ему стало заметней, что Владьке никто не нужен, лишь бы провести время да еще и выпить на чужие денежки. Он теперь после провала ни во что не ставил Димку, и тот это почувствовал. Как будто уже во всем, во всем был Димка отныне ничтожен и пуст. Зато Владька без конца заигрывал с Егоркой.
Егорка был расстроен пуще друга.
— Что будем делать? — спросил он.
— Полежим, — ответил Димка. — Куда идти-то?
— Куда-нибудь в парк, к черту на кулички.
«Эх, — хотелось ему вздохнуть, — как подвел ты меня. Как бы мы жили вместе! Одному в Москве мне плохо будет. Ну, Никита, так он в университете…»
— Мальчики, — напомнил Владька, — магазин рядом. Я могу сбегать. О-о!
Сзади стоял Мисаил. Пиджак свисал с его плеч.
— Морды! — закричал он и воздел руки. — Я чувствую, у нас опять складывается прекрасный вечер воспоминаний. У меня стало хорошо на душе, вы слышите, у меня стало хорошо на душе, как только я увидел вас. Меня с утра тошнило, я кончался, жизнь не мила, я хотел звать попа; потом сообразил, что это я триста грамм сметаны хватил, и пошел в парную. Меня развезло. Я снова жизни полн, таков мой организм! Как будто с меня сияли гробовую крышку и сказали: «Вставай, ты еще нужен миру для разнообразия».
— Мисаил, конкретней, — сказал Владька. — Магазин рядом.
— Я не пью, бог с тобой. Я зарабатываю меньше всех.
— Кончай ныть, — сказал Владька. — Давай пятерку.
— Нет у меня. Я не пью. И не уламывай! Знаешь, что я слабохарактерный, все равно не дам! Кстати, довожу до сведения любителей художественного слова: у меня меняется адрес. Слушать стихи Баркова приходите на улицу Ермоловой.
Егорка лег на постель, подложил руки за голову. Он устал. Димка тоже сидел тихий, слушал и не слушал.