Внутри вперемешку с болью разливалось абсурдное чувство облегчения и радости — по крайней мере, она здесь одна. Никто не увидит ее позора, ее истерики. Никто…
Едва уловимый шепот за спиной заставил поежиться и обернуться. В шаге от девушки стоял… Северус Снейп. И только тут Гермиона почувствовала, как по ее измученному телу разливается тепло — бывший профессор наложил на нее согревающие чары. Нахмурившись, Снейп протянул Грейнджер большую чашку, практически силой разжимая судорожно сжатые девичьи пальчики, заставляя ощутить жар нагретого фарфора.
— Пейте, — Гермиона вздрогнула от звука его голоса — она уже и забыла, насколько он глубокий и такой… бархатный, насыщенный… — Пейте, Вам нужно согреться, — настойчиво повторил Снейп.
Под внимательным прищуром антрацитовых колодцев невозможно было не послушаться. Горячая жидкость ворвалась в горло, обжигая, заставляя болезненно поморщиться.
— Я перенесу Вас домой, — непрекословно проговорил Снейп, обхватывая ладонью хрупкий локоток.
Грейнджер хотела возразить, но не успела, потому что ее уже затянуло в трансгрессивную воронку, а когда девушка опомнилась, то осознала, что стоит перед дверью в их с Роном квартиру.
— Примите горячую ванную, — холодный голос позади заставил вжать голову в плечи. Было жутко стыдно: все-таки нашелся зритель ее слабости и отчаяния.
— Откуда… — Гермиона хотела спросить, откуда Снейп знает адрес, но тихий хлопок за спиной ознаменовал, что она осталась одна. Пожав плечами, девушка пришла к выводу, что просто Снейп, как истинный начальник, знает все о своих сотрудниках. В том числе и адрес.
Ванную она так и не приняла. Натянув на замерзшее тело теплые джинсы и свитер, подкрепляя переохладившийся организм новыми дозами горячего кофе, Гермиона принялась за сбор вещей. Рон появился лишь к обеду. На прямой вопрос он, не увиливая, дал прямой ответ. Так они поставили жирную точку в их отношениях.
И все бы ничего, вот только к вечеру у Гермионы поднялась температура. Проведенное на морозе время в одном тонком платьице не могло остаться без последствий. Так Грейнджер оказалась в Мунго с воспалением легких. Рон к ней ни разу не заглянул за это время, да она и не жаждала видеть его самовлюбленную физиономию. И вроде бы самое время было поддаться унынию, вот только… каждое утро на прикроватном столике оказывалась темно-коричневая чашка с невероятно вкусным кофе. Вдыхая божественный аромат и ощущая терпкий вкус на своем языке, Гермиона понимала, что ее губы сами собой складываются в улыбку. Она со странной нежностью и благодарностью думала о человеке, проявившему эту непонятную заботу… Или же он просто хотел напомнить о себе. Как бы там ни было, но Северус Снейп ни разу не оказывался в ее поле зрения во время бодрствования, а зайти к нему в кабинет и поблагодарить Гермиона так и не решилась — слишком свежа была в памяти Рожественская ночь.
А после выздоровления начался один из самых отвратительных периодов в жизни: пришлось почти месяц прожить в обители гостеприимных Поттеров, выслушивая по десять раз на дню от взбешенной Джинни, какой же ее братишка моральный урод. Несколько раз появлялась Молли с заплаканными глазами и, заламывая руки, уверяла, что еще не все потеряно, а Гермиона едва сдерживалась, чтобы не заорать в голос от наваливающихся отчаяния и злости: ну, как эти люди не понимают, что своими бесконечными напоминаниями делают только хуже?!
А квартира, которая должна была стать спасением для ее разбитого сердца, все не желала находиться…
Пришлось потратить тридцать дней и кучу нервов, но она наконец-то была избавлена от излишней опеки. Взяв отпуск, Грейнджер прорыдала в своей новой обители три дня, но быстро осознала, что если так и дальше пойдет, то она рискует сойдет с ума, поэтому уже через 72 часа вернулась на работу, с особым рвением хватаясь за очередные головоломки, только чтобы заглушить пугающую, гнетущую пустоту где-то в районе сердца.
Пару раз Гермиона порывалась сходить на свидания, но оба оказались неудачными. С первым ухажером было вообще не о чем разговаривать, и девушка покинула уютный ресторанчик до того, как пришло время переходить к более решительным действиям, а вот со вторым они даже не доехали до выбранного места — слишком прыткий и раскованный магл полез к ней под юбку уже в такси, но, схлопотав сочную оплеуху, быстро остудил свой пыл.
Через семь месяцев после разоблачения, с трудом удерживая вертикальное положение, на пороге новой квартиры появился Рон. Обдав Гермиону запахом второсортного алкоголя, парень клялся и божился, что осознал, каким же он был идиотом и, стоя на коленях, молил вернуться к нему. Хотя, вероятнее всего, Уизли просто уже не держался на ногах… С треском захлопнутая перед его носом дверь была красноречивее любого ответа. И вроде бы на душе стало полегче… пока на горизонте не замаячил призрак Рождества.
Повернув вентиль и оборвав льющийся поток, Гермиона выбралась из ванной, укутываясь в махровое полотенце. После ледяного душа воздух спальни показался необычайно теплым. Тонкая кисть нашла волшебную палочку на прикроватной тумбочке. Опустившись перед зеркалом на низенький пуфик, Гермиона направила на свои влажные волосы горячие струйки воздуха, укладывая волнистые локоны в аккуратную прическу. А взгляд непроизвольно скользнул по лицу, отражающемуся в зеркальной глади: хорошая, нежная кожа с приятным и здоровым оттенком, тонкий нос, пухлые губы… И вроде же не уродина… И почему Рон так поступил?!
Горло перехватило от подступивших слез. Отбросив в сторону палочку, Гермиона обхватила ладонями виски и, прикрыв глаза, шумно выдохнула: нет уж, сегодня она не будет плакать.
Тонкие пальчики рванули махровый узел на груди, и влажная ткань соскользнула с юного тела. Выпрямившись, Гермиона в полный рост стала перед зеркалом: упругая, полная грудь с затвердевшими горошинками сосков, идеально плоский живот, округлые бедра, изящные голени и тонкие лодыжки… Вроде бы и здесь не к чему придраться. Но, видно, что-то другое нужно мужчинам для полного счастья. И вот даже если принять теорию о том, что внешность не главное, а главное — то, что у человека внутри… все равно возникает несостыковка. Ведь она не бездушная кукла, которая ничего другого не может предложить мужчине, кроме своего тела.
Непокорно встряхнув волосами, Гермиона прервала поток ненужных мыслей. Все. Хватит уже на сегодня самобичевания.
Опустившись на кровать, девушка потянулась за сиротливо лежащими на покрывале чулками, не спеша раскатывая прозрачный нейлон вдоль стройных ног. Поправив кружевную резиночку, идеально обхватывающую упругую плоть бедер, Гермиона просунула ножки в белоснежные лодочки на высоких каблучках и уже занесла руку над заранее приготовленным праздничным платьем, как вдруг взгляд девушки метнулся к платяному шкафу. В шоколадных глазах мелькнул огонек бунтарства, а губы сложились в тонкую, упрямую полоску. Грейнджер в два шага преодолела необходимое расстояние и с особым рвением извлекла с самой верхней полки весьма забавную вещицу.
Шелковая бирюзовая ткань холодила незащищенное нижним бельем тело. Изящные пальчики медленно застегивали крохотные пуговички, позволяя наряду сесть идеально по фигурке. А узенький поясок безупречно подчеркнул осиную талию. Одернув неприлично короткую юбку и упершись кулачком в бок, Гермиона слегка склонила голову на бок и оценивающе посмотрела на себя в зеркало.
— Вот тебе и Снегурочка, — красивые губы скривились в горькой усмешке, а грудь пронзило неприятное, гнетущее чувство дежавю. Пристально глядя в глаза своему отражению, девушка прошептала: — Неудачница ты, Грейнджер. Никому не нужная, жалкая, обманутая неудачница.