— Ну и что? — спрашиваю я.
— Понимаешь, какая история, — мнется Валтурин. — Мой отец воевал вместе с ее отцом. Эту Анну я и сам никогда не видел. Родители переписывались, поэтому я знал только, что она существует и что моложе меня. Теперь она сюда приезжает и будет жить здесь, в городе. Представляешь?
Чего ж тут непонятного. Когда все вплоть до лица пропито, скучновато становится перед памятью отцов.
— И что же ты хочешь предпринять? — спрашиваю я Семена.
— Я хочу уехать отсюда, — говорит он торжественно. Голос его крепнет. — Брошу пить, обзаведусь семьей. Короче говоря, заживу заново.
— Благими намерениями… — бормочет в углу Макаров и похохатывает под нос, покачивая головой.
— Ты что, мне не веришь? — зло спрашивает Валтурин.
— Какая тебе-то разница, верю я или нет? — отзывается тот.
— Разница большая.
Макаров опять посмеивается, раскручивая леску. Я и надеяться не смею, что Валтурин уедет отсюда. Это будет большая радость, подарок судьбы.
— Так вот, Серега, — командирским голосом обращается Семен. — Я уезжаю на этой неделе, а Анна будет через неделю. Я очень прошу тебя ее встретить. Как друга прошу.
От последних слов меня передергивает.
— Сам встретишь, — говорю я и встаю.
— Сере-е-га… — тянет Семен, затем кричит: — Человек ты или нет?
— Никуда ты не уедешь…
— Я уже заявление написал и матери телеграмму отправил, — выпаливает Валтурин.
— Серьезно?
— Вполне.
Я вздыхаю, беру фотографию и кладу обратно в карман.
— Договорились, встречу, — соглашаюсь я.
Семен кладет мне руку на плечо.
— Только чтобы все было… понял, да? — спрашивает он. Я смотрю на него удивленно. — Ну, ну, не обижайся. Я знаю, все будет в порядке. Поэтому и прошу именно тебя.
— Так-то оно так, — говорю я Макарову. — Но с другой стороны, с каких это пор мне стали доверять девушек в расчете на полную гарантию?
На кухне шипит закипевший чайник, и Семен идет туда. Надевая пальто, я вдруг слышу с кухни отборную ругань, вой и падение на пол чего-то твердого. Я быстро выглядываю из-за двери и вижу, как Валтурин в бешенстве выталкивает раскаленную электрическую плитку в форточку голыми руками. Плитка за что-то зацепилась, из нее выпал кирпич, а горячая спираль, размотавшись, оказалась у Семена в руках. Еще два замысловатых прыжка с ревом и плитка за окном. Следом летит кирпич.
Плитка у нас, конечно, старенькая. Мало того, самодельная, купленная у частника. Она была сделана из двух кирпичей, с прорубленной канавкой для спирали и уложенных в металлический каркас. Спираль тоже была старая, во многих местах скрученная. Семена, видно, тронуло током, и он волевым решением избавился от плитки, чтобы купить новую.
Я раздеваюсь, и мы с Макаровым перевязываем бинтом руки Семена.
Это все происходило в пятницу. А во вторник меня после обеда зовут к телефону. Голос звучит издалека, но не искажается.
— Кто это? — кричу я.
— Макаров. Здорово.
— Здорово. Что случилось?
— Семен отравился.
— Сколько ни пить всякую дрянь, — говорю я.
— Да нет, — кричит Макаров, — он специально. Решил покончить с собой. Посмотрел вчера фильм по телевизору про декабристов, как его… да, «Звезда пленительного счастья» и что-то так расчувствовался… Только вот не пойму, как он в больницу попал. Меня дома-то не было.
— Так он в больнице?
— Да. Вот я тебе и звоню. Ты бы приехал, навестил как-нибудь. Все по-человечески будет.
— Он что, в очень тяжелом состоянии? — спрашиваю я.
— Дела не так уж плохи, не обязательно ехать срочно. Приедешь, расскажу подробнее.
Положив трубку, я с досадой выругиваюсь про себя в адрес Валтурина, затем начинаю раздумывать, все больше волнуясь. Есть, значит, у Семена живая ткань в душе, если она задета вот таким образом. Ясно одно. Надо быть кем-то до конца. Жизнь не любит половинчатости. Но, если уж ты решил сменить ипостась, то менять нужно тоже до конца.
Во вторник я вырваться с работы не смог и появился в Каменогорске только в среду. Купив по дороге продукты для передачи в больницу, я зашел домой, чтобы переодеться, и застал там Макарова в весьма веселом расположении духа.
— Что у вас тут стряслось? — спрашиваю я с порога.
— Да смех один, — улыбается Макаров. — Съел тут Семен какую-то отраву и сел ждать смерти. Пока ждал, видно, подумал получше или испугался. Сам знаешь, какие у него нервы потрепанные. Короче говоря, он сам позвонил в «скорую помощь», да еще наорал на них, чтобы быстрее приезжали. В больнице его вычистили и все дела. Через два дня будет дома.