«Сокровище мое, — читаю я ее сообщение, — это было потрясающе!!» Что было потрясающе? Она о сексе — о чем же еще? А значит, он занимается им не со мной, а с кем-то еще. Сердце тяжело колотится, голова начинает кружиться, мне становится дурно. Я отчаянно пытаюсь сообразить, что еще можно описать подобным образом, но в голову лезет только одно слово — «кекс». Не думаю, что речь шла о нем.
— Добрый вечер, Вив!
От неожиданности я вздрагиваю. Оборачиваюсь и вижу улыбающегося соседа Тима.
— Привет, Тим.
Уходи, пожалуйста, и дай мне тихо попсиховать в одиночку.
— Все в порядке? — Приземистый толстяк Тим, инженер-сметчик, который в свои под сорок лысый как колено, смотрит на меня обеспокоенным взглядом.
— Да, в порядке, спасибо, — я выдавливаю из себя улыбку.
Он поднимает глаза к небу.
— Потрясающие сегодня звезды, да?
— Ага.
— Э-э, слушай, Вив, не хочется говорить о плохом… — Сердцебиение учащается. Тим знает про Эстелл? Уже все знают? — … но у нас в саду крысы, — продолжает он. — Видел их несколько раз, поэтому завтра приедет инспектор из санэпидназдора с проверкой. Ничего, что он заглянет и в ваш сад?
— Крысы? — я непонимающе смотрю на него.
— Ну да, — с печальным видом говорит он, точно несет личную ответственность за их появление. — Если они есть у нас, то у вас, вероятно, тоже. Не думаю, что они соблюдают границы…
Его пухлые губы шевелятся, Тим говорит и говорит, но все, кажется, потеряло смысл. Я слышу что-то про яд, про то, что крысы предпочитают перемещаться особыми маршрутами, а сама думаю: Энди говорит, что любит ее. Он спит с ней. Мой муж живет параллельной жизнью с женщиной, о которой я ничего не знаю.
— Ох, Вив! — восклицает Тим, в ужасе глядя на меня. — Извини, не хотел тебя расстроить. Это что-то…
— Нет-нет, ты меня не расстроил, Тим. Все в порядке… — Я понимаю, что плачу.
— Это всего лишь крысы, — он обеспокоенно хмурится, подходит ближе к изгороди и внимательно смотрит на меня. — Радоваться нечему, я знаю, но они в наши дни повсюду. Инспектор положит яд в пакетики и закопает в землю…
Я беззвучно киваю, слезы по-прежнему текут у меня по щекам.
— Честное слово, переживать не о чем, — продолжает он с огорченным видом. Родители из них с женой, возможно, и никудышные («В слово „нельзя“ мы не верим», — недавно сказала мне Крисси), но Тим — человек порядочный и доброжелательный. Не подлый изменщик, обманывающий жену направо и налево.
— Бывает и хуже, — добавляет он, когда я вытираю лицо рукавом свитера.
— Дело не в крысах, Тим…
— Да?…
— В другом.
Я поднимаю глаза к матовому окошку ванной, в котором виден свет и где «сокровище» Энди сейчас бултыхается в мыльных пузырях, не подозревая о моем состоянии.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Нет, извини, все в порядке — насчет инспектора, — выпаливаю я, направляясь к дому, а сама думаю: «Да пусть хоть весь наш сад зальет бетоном, мне по фигу».
В доме я несусь наверх и барабаню в дверь ванной.
— Еще занято! — весело кричит Энди.
— Дверь открой, пожалуйста!
— М-м? — слышится плеск воды. — Уже скоро…
— Энди! — рявкаю я.
— Может, воспользуешься туалетом внизу?
— Не могу.
Сейчас во мне бурлит гнев. Я со всей силой сжимаю его телефон — удивительно, что экран еще цел. Стучусь в дверь еще решительнее: Энди ругается, негромко, но отчетливо, потом снова слышится плеск и демонстративный вздох, когда он вылезает из ванны. Дверь открывается — Он стоит в распахнутом халате, на деревянный пол капает вода.
— Что стряслось?
Я тыкаю в него телефоном.
— Ты что? — Он непонимающе смотрит на меня.
— Я прочитала твои эсэмэски. Только что. От Эстелл.
У меня сжаты челюсти, сердце барабанит в груди. Энди берет телефон не сразу, и по мрачному отстраненному выражению его лица я понимаю, что никакого невинного объяснения этим сообщениям нет.
Астрономическое приложение не заглючило. Никто не взламывал его телефон. Мой муж встречается с этой женщиной, зовет ее «детка», и наш с ним брак уже никогда не будет прежним.
Глава пятая
По его словам, это была ужасная ошибка. Выпили лишнего после напряженного дня на конференции в Манчестере, которая проходила в октябре: «Все набрались, Вив. Сама знаешь, как это бывает, особенно в последний вечер, под занавес».