Малфой мог позволить заклинанию попасть в нее. Кто знает, что это было за заклинание, но это не было бы его проблемой. Если только он не думал иначе. Да, должно быть, так оно и было. Должно быть, он решил, что если в Гермиону попадет заклинание, то это негативно отразится на нем самом.
Или он поставил щит по какой-то еще причине. Какой-то.
Пальцы Гермионы барабанили по закрытой папке, она посмотрела на часы. Ее взгляд снова остановился на портфеле и она потянулась к нему, задумчиво прикусив щеку. Гермиона встала, открыла его и заглянула в стопку бумаг. Три, пять, шесть — она нашла нужную и развернула, обходя стол. Она прислонила пергамент к стене, накладывая быстрое приклеивающее заклинание, а затем вернулась на место.
Гермиона скользнула в отпечаток своих ягодиц на обшивке стула и откинулась лопатками на спинку. Ее зубы снова и снова кусали нижнюю губу, пока она наблюдала, как крошечная точка перемещается по маленькой комнате на карте, отмеченной восьмым уровнем.
22:00
Гермиона ощущала под кончиками пальцев материал своих брюк, крошечные бугорки и швы, тепло кожи, поднимающееся сквозь них. Малфой наконец перевел взгляд с нее на пол и теперь стоял неподвижно, как статуя. Единственным звуком в комнате был шелест листьев за окном.
— Ты голоден?
— Нет.
Она кивнула и сосредоточила свое внимание на мерцании свечей в комнате.
Гермиона хотела оставить его сегодня ночью в Азкабане, но он должен был быть в Риме на случай, если случится что-то, для чего он мог понадобиться. В доме было нечего делать, кроме как стоять. Никаких книг, журналов, ничего развлекательного. Ей следовало принести статью, чтобы он прочитал, как она и собиралась сделать. Тогда, по крайней мере, она могла бы притвориться, что читает остальную часть газеты еще раз.
— Плюс случившегося в том, что высший круг теперь скорее всего в курсе, чем вы занимаетесь. Я понимаю, что для них было бы предпочтительнее услышать об этом из подполья, которое у них должно быть есть, но это может подтолкнуть их к контакту…
— Они будут сомневаться в моих способностях руководить, в моем выборе новобранцев и будут думать, что я слишком неосмотрителен и неопытен, чтобы занять какое-либо реальное положение среди них. Скорее всего, они свяжутся со мной из любопытства, мести или потому, что мы привлекли внимание Министерства к Возрождению, частью которого мы на самом деле не являемся.
— Тогда ты докажешь, что они ошиблись. — Гермиона скрестила руки на груди, наблюдая за каплей воска, которая соскользнула со свечи и упала на пол. — Они подумают, что у тебя достаточно амбиций и преданности делу, чтобы что-то начать, и узнают, что ты не боялся пытать магглов и проклинать авроров. Ну а то, что авроры узнали, кто ты такой… ты можешь сказать, что тебе было все равно, потому что ты был уверен, что уйдешь от них.
— Неблагоразумие никому не делает чести.
— Тот факт, что ты не знал о появлении авроров тоже сыграл нам на руку. В глазах Возрождения это снижает вероятность твоей работы на Министерство. Они пришли за всей группой, а ты не мог знать, что они сканируют высококонцентрированное использование темной магии в маггловском мире. Что касается того, что кто-то из группы попался…
— Они были расходным материалом, низкого ранга, и с ними нужно было разобраться, прежде чем сформировался какой-либо серьезный план.
Гермиона наклонила голову, наблюдая, как он выдернул пару ворсинок.
— Они купятся на это?
Малфой пожал плечами.
— Нелояльность не заслуживает лояльности.
Гермиона хмыкнула, повернув свечу на стойке так, чтобы свет падал сквозь отверстие, где расплавился воск.
— Интересно, что станет с Миллсом.
— Имеет ли значение, что он был частью группы, где лидер, работающий на Министерство, поощрял его действия?
— Не знаю, — честно ответила она, — я на это надеюсь в какой-то степени. Он хороший парень. Он просто попал не в ту компанию. — Ей не составит труда сказать об этом Кингсли.
— Они все попали не в ту компанию, — тихо сказал Малфой, глядя в окно, — и со своей точки зрения, они делают то, что сделало бы их героями на этой стороне. Борьба за то, что они считают правильным во времена великого угнетения.
— Но это неправильно, — Гермиона хотела бы, чтобы это вышло резко, но вышло почти вопросительно.
— Я не говорил, что это не так. — Да, именно этого тона она и добивалась.
— Я просто надеюсь, что они скоро это поймут. Я знаю, что дети не могут повлиять на то, какие знания они получают или на то, чему их учат родители. Я знаю, что некоторые дети будут делать что-то только из чувства противоречия, потому что они знают, что это плохо. Они не до конца понимают последствия того, что они совершают. Но где-то по пути произойдет что-то, что либо откроет им истину, либо укрепит их идеалы, независимо от того, какие факты появятся позже.
— Истина — это не просто что-то, что открывается само по себе, это то, чему человек учится. Это событие, при наступлении которого положительные эмоции превалируют над отрицательными, или это то, что считалось правильным до тех пор, пока не вступило в противоречие с еще большей личной истиной. Истина — это набор убеждений, которые только этот человек может считать истинными. А если другие в них верят, то и для них это становится истиной. Это не значит, что это истина для кого-то еще. Или что это не может измениться.
— Некоторые вещи универсальны, — она указала рукой в сторону кухни, — это стол. Э…
— Слепой человек никак бы его не назвал.
— Потому что он не может видеть.
Малфой приподнял бровь.
— Именно. А ты можешь. Две разные истины.
— Но слепой знает, что там что-то есть…
— Откуда?
— Ему сказали.
— Именно.
Гермиона покусала губы.
— Он это чувствует.
— Он что-то чувствует. Поверхность. Это может быть все, во что он верит. Может быть, он считает, что это стол. Может быть, он считает, что это что-то совершенно другое.
— Хорошо. Истина в том, что мы стоим здесь.
— Мы? Возможно, этот момент…
— Мы оба знаем, что стоим здесь.
— Это не универсально, Грейнджер. Если бы ты спросила у ближайшего к нам человека, где ты стояла пять минут назад, он бы не знал.
— Тогда согласно такому взгляду, то, что я существую, тоже не является истиной.
— Если ты во что-то веришь, значит, ты веришь.
— Хорошо. Что, если бы я не верила, что ты существуешь?
— Но ты веришь.
— А если бы нет?
— Как я уже сказал, Грейнджер, истина меняется.
28 июня, 21:43
На этот раз она принесла книги и, немного поколебавшись, осторожно села напротив него и принялась читать. Ее глаза не отрывались от страницы, но периферийный взгляд также был прикован к нему, и через тринадцать вдохов он вытащил книгу из стопки и тоже погрузился в чтение.
29 июня, 23:28
— Господи Иисусе, — выдавила Гермиона, закутавшись в рукав своей мантии.
Малфой смотрел на нее из конца комнаты, на его лице застыло жесткое выражение. Его левый глаз дернулся под силой его взгляда, но на внутренней стороне ее черепа не было написано никаких ответов. Диксон перестал облокачиваться о стену, в его глазах сверкнуло что-то дикое и безумное, когда он посмотрел на нее, вытирая пот с лица. Ллойд смотрел только на тело, и его отрешенность нервировала больше, чем взгляд Диксона.
Гермиона тяжело сглотнула, подавляя дикую тошноту и желание закричать, завыть. Ее взгляд несмотря на протесты ее разума и напряжение в груди, не способный сопротивляться ужасающему зрелищу, беспомощно вернулся к телу, прислонившемуся к стене. Только одна нога была обута в кроссовок, другая была нгая, грязная и бледная. Брюки и рубашка были изодраны, кровь испачкала ткань черточками и звездочками. Костяшки окровавленных рук в синяках покоились на его ноге и на внутренней стороне бедра, слегка согнутые пальцы были обращены ладонями к потолку.