В какой-то момент во время допроса ей показалось, что его мысли были где-то в другом месте, и его спокойствие выглядело натянутым, хотя обычно она не могла отличить естественное от притворного. Гермиона задавалось вопросом, было ли это из-за людей, которых он проклял той ночью, или из-за того, что это должно было выглядеть так, как будто он убил четырех человек. Или, может быть, он беспокоился о том, что он действительно это сделал, но это было неизвестно, пока она не просмотрит его воспоминания, и они не получат отчеты о смерти.
Однако она не думала, что Малфой просто беспокоился о последствиях убийства людей. Он должен был быть сосредоточенным и защищающимся на протяжении всего допроса, но он ничего не сказал, кроме того, что произносил заклинания. Он даже не удосужился аргументировать использование Круциатуса, чтобы доказать, что у него не было выбора, а вместо этого только наблюдал за ее реакцией.
Какие бы изменения в нем ни произвел Азкабан, Гермиона не считала, что они были к худшему. И если она ошиблась, и он действительно оказался в высшем кругу по собственному желанию, то теперь он, по крайней мере, сомневался.
И волновался, расхаживая туда-сюда по камере вот уже два часа, а, может быть, и дольше. Влево, вправо, влево, вправо.
21 июля, 22:09
Мускул на щеке Малфоя дернулся, и ей показалось, что он знал, что она смотрела на него. На самом деле, уже последние десять минут. Гермиона была немного удивлена, что он до сих пор еще не сорвался.
— Они сказали тебе…
— Ни планов, ни намеков и да, в полночь.
Гермиона прикусила щеку, поворачивая запястье на бедре и пытаясь небрежно посмотреть на часы. Малфой не отводил взгляда от коридора.
— Хочешь чаю?
— Нет.
— Мы должны подстричь тебе волосы.
Она не собиралась произносить вслух то, о чем думала уже несколько недель. Но не знала, чем еще им заняться, пока он не уйдет. Мысль о том, чтобы простоять в тишине дома еще два часа, сводила Гермиону с ума.
Малфой некоторое время просто моргал, а потом повернул голову и посмотрел на нее, словно желая убедиться, что она не шутит.
— Они слишком длинные и выглядят неряшливо. Если сделать их короче, то у тебя будет более собранный вид. Я думаю, что группа оценила бы это. Внешность.
— У моего отца были длинные волосы, и они никогда не выглядели неряшливо.
Малфой не прокомментировал собственные волосы. Возможно, потому, что какая-то его часть все еще ценила своего отца и игнорировала тот факт, что Люциус избегал встречаться с ним взглядом на суде, или он понимал, что волосы его отца наверняка теперь именно такие. Или, может быть, потому что единственное зеркало, которое было в его распоряжении, было наполовину запачкано и треснуто — в нем можно было разглядеть только отдельные фрагменты, и Малфой не мог толком оценить со стороны, как выглядит с длинными волосами. Гермиона иногда сама смотрела в это зеркало и представляла себя кем-то другим.
Его глаза сузились.
— Может быть, в этом и кроется причина твоего предложения?
Иногда, когда Малфой поворачивал за угол или входил в дверной проем, ее сердце замирало в ожидании, что сейчас Люциус полностью повернется к ней лицом, проклянет ее, попытается убить. Она полагала, что это сходство могло заставить людей сильнее опасаться его сына, но на нее оно действовало противоположным образом.
— Такие волосы просто кричат о том, что ты сидел в тюрьме. Если ты их подстрижешь, твой внешний вид станет более цивильным. Кроме того, да…различие с твоим отцом пойдет нам на пользу. То, что тебя с ним путают, уже достаточно проблематично, но, кроме того, общеизвестно, что твой отец пользуется Империусом.
Он отвел от нее свой взгляд и сжал челюсти.
— Ты Драко Малфой. Другой человек.
Открывая портфель и доставая свое нелюбимое перо, Гермиона наблюдала, как он размышляет. Малфой выглядел так, как будто ему предстояло нечто неприятное, с чем он уже смирился, и она полагала, что он согласится, как только истощит ее терпение.
— Я полагаю, ты их отрежешь?
— Да. — Она не собиралась привлекать команду парикмахеров, чтобы сделать его красивым. Он «сбежавший» Пожиратель Смерти, по уши вовлеченный в шпионаж за Возрождением, и единственный дом, носящий его имя, — это Мэнор, лучшие дни которого остались в далеком прошлом.
— Ты стригла кому-нибудь волосы раньше?
— В принципе.
Малфой поднял бровь, снова поворачиваясь к ней.
— Да или нет, Грейнджер. Это не тот вопрос, на который можно ответить «в принципе».
— Я видела, как это делается, — она пожала плечами, — и я читала об этом.
— Ну конечно, — пробормотал он, глядя на перо в ее руке.
— Это несложная задача.
— Я не удивлен, что тот, кто режет, именно так и считает.
Она закатила глаза, превращая перо в ножницы.
— Не то, чтобы я собиралась заколоть тебя ими.
До этих слов Малфой не смотрел на нее подозрительно, а теперь пристально наблюдал, как она испытывала остроту лезвий на чистом листе пергамента. Гермиона вопросительно подняла брови, но он так и не озвучил свой ответ. В случае Малфоя, очевидно, это было единственное согласие, на которое можно был рассчитывать.
Он еще больше напрягся, когда она оказалась у него за спиной, но Гермиона решила не обращать внимания на его паранойю, ведь на днях он сам прижал ее к стене. Она была не из тех, кто нападает из-за спины, ему пора было уже это усвоить.
Гермиона нахмурилась, глядя на его волосы и держа занесенные открытые ножницы в пространстве между ними. Они были такими прямыми, что она усомнилась бы в их естественности, если бы не знала его отца. Их оттенок был немного более желтый, чем чистый белый цвет волос Люциуса, но, возможно, дело было в том, что она привыкла видеть Малфоя только в сиянии золотого огня. Они отливали платиной в тени и дали от пламени, но, чтобы сказать точно, ей нужно было увидеть Малфоя при свете солнца.
— У меня есть время до полуночи, Грейнджер, не…
— Я знаю. У тебя терпение, как у змеи. — Она не собиралась заводить с ним разговор о терпении, но поскольку он ловко использовал ее собственное против нее самой, она полагала, что может озвучить эту мысль.
— Змеи? — протянул он после паузы, то ли пытаясь понять метафору, то ли почувствовав, что она собирает его волосы в хвост.
— Мм-м-м. Она выглядит скучающей и беззаботной, а потом просто бросается и вонзает в тебя свои клыки. Затем отравляет тебя…
— Ядом?
— Да. Ядом, наполненным множеством токсинов, которые сводят человека с ума. И заставляют потеть. Много.
После многих лет заключения его волосы были мягче, чем она могла бы представить, но, вероятно, это сказалось благотворное влияние шампуня и кондиционера, которые она запасла в ванне. Они шелком струились под ее пальцами, и Гермиона впервые в жизни завидовала Драко Малфою.
Гермиона подняла ножницы и тремя нажатиями отсекла хвост. Ее глаза расширились, когда она осталась с пучком длинных волос в руке, а он с короткими прядями. Может, ей не стоило резать сразу так высоко, пытаясь сделать ровную линию.
— Я заставляю тебя потеть?
— Что?!
— Мое нетерпение заставляет тебя сильно потеть?
— Нет. — Ей потребовалось некоторое время, чтобы связать вопрос с контекстом. — Это… я не знаю. Ты когда-нибудь видел, как кого-то отравила змея? Люди потеют ведрами. Так что, ты знаешь… другие люди. Другие люди могут пот… Ты не заставляешь меня потеть. Ты ничего не можешь сделать такого, чтобы заставило меня потеть, физически или эмоционально.
— Понятно.
Она впилась взглядом ему в затылок и отстригла еще одну прядь волос. Возможно, слишком коротко.
========== Девять ==========
Комментарий к Девять
На сцену приглашается муха)
23 июля, 11:25
Гермиона подошла к столу, разворачивая большую карту так, чтобы охватить всю улицу. Она отступила, нахмурившись, и окинула взглядом другие карты, разложенные на длинном столе, а затем на Гарри, Прюита и Личера.
— Это может быть проверкой, чтобы посмотреть, будут ли предприняты какие-то действия. И даже если это не так, то, появись у Возрождения малейшее подозрение, что Министерство в курсе, это аукнется Беллсу. Мы должны быть очень осторожны.