«Вот комната», сказала она себе. «В ней темно, но одна за другой зажигаются свечи.» Она рисовала их в своем воображении: пламя, вспыхивающее у стены, другое в метре от нее, еще одно, и так, пока комната не озарилась золотым светом. «Посреди комнаты стоит стул, красный, и ты садишься на него. Он кажется мягким, это самое мягкое, что ты когда-либо чувствовала, и ты погружаешься в него, вниз, вниз, а затем мягкость окружает всю тебя, и ты паришь в небе, там нет ничего, кроме тебя, сейчас лето и его яркое тепло…»
Бзз, бзз, бззззеррр, бззз, и снова темно-красный свет, сияющий на ее веках, и ощущение дрейфа…
Гермиона схватила подушку рядом с собой, и не открывая глаз, набросила ее себе на голову.
5 августа, 21:56
Гермиона впилась пальцами в изгиб спинки стула, дергая его по полу кухни с сильным царапаньем и лязгом. Она поставила его у стены, а затем медленно, осторожно, чтобы не нарушить колебания воздуха, встала на сидение. Она аккуратно подняла пустую папку, затаив дыхание, чтобы не вспугнуть муху.
Она готова была поклясться, что та ее преследовала. Она жужжала, пока Гермиона собиралась заснуть, мчалась к ее лицу, когда у нее были заняты руки, издавала постоянное гудение, когда она принимала душ или ела, или работала над чем-то важным. Разумеется, она последовала за ней сюда. Свести ее с ума стало делом всей жизни для этого насекомого.
Она была уверена, что поймала ее, пока не увидела взмывающую точку за секунду до того, как ее папка обрушилась на стену. Гермиона почувствовала небывалый всплеск ярости, и, если бы муха не была уже слишком далеко, она бы размахивала папкой в воздухе, пытаясь выбить жизнь из каждой пылинки вокруг нее.
Она посмотрела на насекомое, стиснув зубы, и так осторожно, как только могла, спустилась со стула. Муха издала короткий жужжащий звук, прежде чем снова сесть на стену, и Гермиона бесшумно подкралась ближе, держа папку в занесенной руке. Она сделала быстрый резкий рывок и почти попала по насекомому, которое взлетело над ее плечом с громким жужжанием.
— Прокля…., — она с рычанием развернулась, чтобы последовать за мухой.
Гермиона резко остановилась в полупрыжке, когда заметила стоящего перед ванной Малфоя, который сосредоточенно наблюдал за ней. Краска обожгла щеки — увлеченная погоней, она не услышала ни скрипа открывающейся двери, ни даже знакомого визга половиц.
Он был одет во все черное, его одежда была идеально выглажена — ни единой морщинки или пушинки. Его короткие волосы были зачесаны назад, и, хотя они не были прилизаны как в юности, каждый волосок был на своем месте. Малфой стоял с прямой осанкой: плечи отведены назад, руки расслаблено убраны в карманы. Он выглядел дорого и опасно.
Гермиона пялилась на него, сама того не осознавая, пока его левая бровь вопросительно не выгнулась.
— Ты выглядишь… старше.
— Старше? — Его глаза — два осколка льда — скользнули вниз по ее лицу, груди и к руке, держащей папку на бедре. — А ты выглядишь как псих.
— Там была муха… там муха, — она оглянулась на стену справа от себя, ее глаза сузились, — где-то.
Малфой смотрел на нее с недоверием.
— Паранойя в какой-то степени работает на безопасность, но когда ты на самом деле видишь вещи, которые…
— Там. Она просто… прячется.
— Прячется, — сухо повторил он.
— Да. — Она кивнула в подтверждение, решив умолчать о своей теории о том, что эта муха ее преследует и сделала целью своей жизни извести ее.
— Возможно, Министерству следует нанять домовых эльфов. Через день этот дом станет безупречно чистым и свободным от мух.
Гермиона повернула голову, чтобы посмотреть на него, уже готовая разразиться тирадой по этому поводу, когда уловила ее — едва заметную, но безошибочно угадываемую ухмылку: легчайший изгиб рта, чуть более широко открытые и сияющие глаза, наклон головы, который давал понять, что он чего-то ждет.
— Ты сказал это нарочно, чтобы разозлить меня. — Это прозвучало чуть более обвиняюще, чем она рассчитывала.
Он поднял бровь.
— Какой в этом смысл? Ты и так много болтаешь.
Гермиона фыркнула.
— С твоей точки зрения любой разговор — это слишком много болтовни. Но…
— Значит, ты делаешь это намеренно, чтобы насолить мне?
— Конечно. Только этим и живу.
— Я подозревал!
========== Десять ==========
6 августа, 15:12
Вспышка света. Скрутившийся в узел желудок первым дал знать, что что-то не так, прежде чем Гермиона присмотрелась повнимательнее, и ее накрыло осознание происходящего.
Она взглянула на прикроватные часы, затем свои часы, повернулась к двери, а потом обратно. Она мысленно поставила галочки у каждого пункта, чтобы убедиться, что она не оставила в Риме никаких следов: ни отпечатков на пыли, ни аромата духов, ни волос.
Семнадцать.
7 августа, 21:24
— Семнадцать минут. Как минимум, — Гермиона покачала головой, глядя на туман, который изгибался в пространстве между ними. — Я не знаю точно, когда зажглась свеча — а это произошло в ту же секунду, когда кто-то пересек барьер вокруг дома, но они пробыли там по крайней мере семнадцать минут. Думаю, что они хорошенько осмотрелись.
— Ты уверена, что это был человек?
— Барьер реагирует только на людей или магию, так что его могут активировать только животные в форме анимага. Или Патронус, конечно.
— Я ничего им не говорил. Они намекали, но никогда не спрашивали напрямую.
Гермиона покачала головой и пожала плечами.
— Тебе и не надо. Мы сфальсифицировали старые статьи и записали дом на Нарциссу Блэк. Они…
— Где моя мать? — Он задал вопрос резко и поспешно, и что-то еще в его голосе подсказало, что если ответ будет неправильным, он может выпрыгнуть из лодки, чтобы самому отправиться на ее поиски.
Сделал ли Малфой что-то, что поставило под угрозу жизнь его матери, или он просто не доверял Возрождению и считал, что они могут навредить ей из-за того, как она изменила ход войны?
— Э-э…в безопасном месте. И строго между нами, Нарцисса может сказать людям о своем местоположении, но, насколько я знаю, она этого не сделала. Мы освободили Малфой Мэнор, но она все еще предпочитает жить в доме, предоставленном ей Министерством. Я знаю, что она в безопасности.
Вряд ли он купился на это, хотя это и была правда. Его лицо было покрыто мраком ночи, а поза, как и почти всегда, оставалась такой же неподвижной, но сейчас добавилось что-то еще. Напряжение между ними было ощутимым — оно могло вспыхнуть, а затем взорваться. И уже немного зная Малфоя, Гермиона понимала, что он принял ее ответ только потому, что у него не было выбора.
— Возрождение провело свое исследование. Рим выглядит достаточно обжитым, чтобы понимать, что там действительно кто-то есть, и думаю, мы должны ожидать их появления снова, даже если они не упомянут об этом сегодня вечером.
Динь, динь, динь…
— Где был в это время я?
— Покупал одежду. В волшебном мире нет никого, кто мог бы это подтвердить, но я полагаю, что они достаточно доверяют тебе на данный момент и не станут проверять. Тем более, ты сказал, что они больше концентрируются на предстоящей неизвестной миссии. Тем не менее, я принесла в Рим новую одежду. Ты наденешь ее сегодня вечером.
Динь, динь, дииинь…
— Ее выбирала ты? — Малфой спросил так, как будто уже знал ответ, и тот ему не нравился.
— Да, — сказала она, сверля его взглядом.
— Это ведь не что-то, сделанное матерью Уизли, не так ли?
— Как ты догадался? На нем огромная буква «М» спереди, а сзади вышито слово «кретин». Но не волнуйся, она черного цвета, чтобы всегда соответствовать твоему настроению. На самом деле, жду не дождусь, когда ты ее наденешь.
— Держу пари. Я приложу все усилия, чтобы мой интеллект не стал настолько ограниченным, чтобы быть под стать моей убогой одежде, а то еще начнешь влюбляться в меня.
Глаза Гермионы сузились.
— Это было оскорблением Рона?
— Это было так очевидно? – протянул Малфой.
— Я когда-то… испытывала… более чем дружеские чувства к Рону из-за его характера, и поэтому ты абсолютно, решительно можешь не беспокоиться о том, что я начну когда-либо испытывать к тебе такие же… хоть что-то похожее на это. Одежда и размер хранилища в Гринготтс не определяют человека, а Уиз…