— Какую игру?
Малфой шумно выдохнул через нос, отталкивая от себя книгу, и откинулся на спинку стула. Несмотря на то, что Гермиона старалась добиться обратного эффекта, он выглядел более расслабленным, чем обычно: плечи опущены, а пальцы правой руки были чем-то заняты на столе — она видела, как костяшки то поднимались, то опускались, но была уверена, что с его стороны это всего лишь уловка, чтобы отвлечь ее внимание.
— Чем ты хочешь заняться после того, как Задание будет выполнено? — вернулась Гермиона к интересовавшему ее вопросу.
— Почему ты всегда стоишь спиной к стене?
Ее глаза расширились, а щеки запылали от мгновенно прилившей к ним крови.
— Это не так.
— За последние полчаса это уже третий раз, когда ты мне лжешь. Но при этом от других ты требуешь честности, на которую не способна сама. — Малфой наклонил голову, и его пальцы перестали двигаться. — Ты поэтому одна? Или ты предпочитаешь отношения со своим портфелем? Или ты все еще любишь Уизли?
— Я не одна, — горячо возразила Гермиона, — я…
— Нет? — Он ухмыльнулся, но улыбка не коснулась его глаз. — И что же твой парень думает о том, что ты проводишь каждую ночь со мной? — Его глаза оторвались от ее, чтобы метнуться к сжатым губам, и если до этого щеки Гермионы алели от гнева, то теперь полыхали красным от смущения. — Они бы не выбрали на эту работу человека, у которого есть привязанности, даже если бы ты идеально подходила со всех остальных точек зрения.
— Только потому, что я не состою в отношениях…
— Ты выглядишь рассерженной. Я задел за живое? Упомянул слишком личное? — Малфой наклонился вперед, упираясь предплечьями в край стола. — Я перешел черту, Грейнджер?
Она потянулась за книгой, все еще смотря на него.
— Нет, это я забыла, что ты все лишь говнюк, с которым не следует говорить больше, чем того требуют обстоятельства, потому что все, что ты можешь делать — это нападать в ответ, когда тебе задают совершенно обычные вопросы без всякого намерения задеть.
Гермиона думала о том, что могла бы сказать ему много вещей в повисшей напряженной тишине. Например, что это не она, а он одинок, могла поинтересоваться, не вызвана ли его защитная реакция тем фактом, что мир его ненавидит, поэтому вряд ли у него были какие-то реальные шансы в будущем, или задать встречный вопрос, почему он сам никогда не поворачивался спиной к двери или окну, или считал ли он, что Люциус его презирает.
Много подлых вещей. Очень подлых вещей. Ей нравилось думать, что она никогда не произнесла бы этих вещей вслух, потому что она Хороший Человек, о котором можно прочитать в списках достижений, который борется за людей или мир. Хороший человек, который совершает плохие поступки только в отношении Плохих Людей. А Малфой не плохой. Не совсем. Не в том смысле, который она вкладывала в это понятие. Он просто говорит вещи, которые бы она сама не стала. Ему пришлось научиться тому, что Гермиона знала всегда, и это был болезненный опыт.
— Я не знаю.
Гермиона вскинула голову, но внимание Малфоя по-прежнему было приковано к книге.
— Что?
— После Задания. Я не знаю, что буду делать.
Она долго смотрела на него, и на этот раз Малфой так и не поднял глаз.
23 августа, 12:27
Гермиона снова перевела взгляд на сложенный персиковый плед, лежащий на кофейном столике, а затем на спинку дивана, где, как она думала, оставила его. Она не стала бы класть плед на стол, и вряд ли Пепперу удалось его так идеально туда затащить.
Она должна связаться по каминной сети с Гарри и Роном.
Она не может связаться по каминной сети с Гарри и Роном.
Она проверила свою квартиру четыре раза, но, кажется, все было на своих местах.
Ее небольшая коллекция обуви была опрокинута и лежала неровно, но коту нравилось спать в ее шкафу. Это имело смысл. А плед…
Она, наверное, просто переложила его вчера и забыла о нем. Это все.
Гермиона подошла к двум большим окнам, проверила щеколды наверху, а затем задернула шторы. Она схватила плед, переложила его на спинку дивана и подобрала ворсинку со стола.
Да, это все.
24 августа, 05:02
Капли дождя как дробинки отскакивали от ее кожи и с глухим стуком падали на промокшую насквозь одежду. Гермионе казалось, что она тонет, находясь над водой. Сырость вкупе с прохладной ночью заставляли ее дрожать от холода, от которого она успела отвыкнуть за долгое жаркое лето.
— Мал… Эй!
Дождь, стучащий по воде, лодке и колоколу, создавал вокруг них какофонию звуков, постоянное ч-ч-ч, перемежающееся шлепками, буханьем, лязгом и звоном. Ей пришлось кричать, чтобы убедиться, что он ее услышал.
— Не сейчас, — голос Малфоя звучал низко и достаточно напряженно — ему тоже пришлось его повысить.
Гермиона сердито посмотрела бы на него в ответ, если бы не рисковала остаться с пустыми глазницами, подними она голову.
— Они когда-нибудь говорят о нас?
Ее ноги шлепали по воде, скопившейся на дне лодки. Она поправила портфель под мантией и рукой.
— Что? — его раздражение было очевидным.
— Возрождение, — прокричала Гермиона, зная по отсутствию звона за пределами их собственного колокола, что поблизости не было других лодок, а буря заглушала звуки на дальнее расстояние. — Они говорят о нас? О попытках найти, где мы живем?
— Грейнджер…
Малфой то ли сделал паузу, то ли его слова проглотил раскат грома, от которого задрожали кости.
Гермиона сощурила глаза и сморщила лицо, пытаясь посмотреть на него. Из-за постоянной качки, пронизывающей темноты и, как она подозревала, из-за воды, которая попала внутрь фонаря, тот светил очень тускло.
— …курс… — долетели до нее его слова.
— Что? — она была почти уверена, что Малфой отвернулся от нее, оглядываясь через плечо, но вряд ли он мог что-то разглядеть при такой погоде, даже если бы попытался.
— Мы…
Гермиона покачала головой.
— Я тебя не слышу.
Он наклонился вперед так быстро, что она инстинктивно отпрянула, подчиняясь моментально сработавшей реакции «бей или беги», ее рука метнулась за палочкой.
— …мы сбились с курса?
Она покачала головой в замешательстве, которое закончилось вместе с очередным раскатом грома, а затем снова отклонилась назад, увидев, что Малфой поднялся со скамьи и направился к ней, шлепая ногами по воде. Он вытянул свои длинные руки, хватаясь ими за оба борта узкой лодки в попытках удержать равновесие, и присел на корточки.
— Гребаная лодка, Грейнджер, мы…
— Мы… я не…
— Мы сбились…
— Я услышала! — прокричала Гермиона, поднося руку ко лбу, словно отдавая честь, и посмотрела вверх, как будто это могло хоть как-то помочь укрыться от дождя, хлеставшего со всех сторон. — Это магическое течение, поэтому не должны были.
— Насколько сильна магия?
Не очень. Этого не могло произойти, иначе сработали бы сканеры, так ведь? Впрочем, была вероятность, что лодку сбило с заданного магическим течением курса сильной волной, хотя Гермиона не могла вспомнить момент сдвига.
— Дерьмо! — выругался Малфой.
Сердце Гермионы подпрыгнуло, когда огонь в фонаре внезапно погас, погружая их в темноту.
Именно в этот момент она разглядела Азкабан, выделяющийся чуть более темным пятном на фоне черноты ночи. Если бы она так хорошо не знала очертания тюрьмы, она бы никогда не поняла, что это. Гермиона опустила голову и прикрыла глаза, пытаясь унять жжение и колотящееся о грудную клетку сердце. Она ненавидела темноту. Даже во время сна солнечный свет падал в окна спальни и проникал под веки. Ничто другое, с чем человек обычно сталкивался в повседневной жизни, не делало его более уязвимым, чем темнота.
— Малфой… Малфой, думаю, ты прав.
— Что?
Наверное, ему никто никогда не говорил этих слов, так что жаль, что он их не расслышал сейчас, потому что Гермиона не собиралась повторять.
— Мы сбились с курса!
Она услышала резкие звуки, похожие на проклятия, а затем завывание ветра и стук дождя. Гермиона до боли сжала в руке палочку, понимая, что если что-то выплывет из темноты, то та не сможет ее защитить. Она не узнает, пока оно не схватит ее, не затолкнет под воду, пока не наполнит легкие или не подбросит в воздух, или пока проклятие не ударит в нее и не произойдет что-то ужасное, для чего оно было предназначено.