Плинк подошел к человеку, лежащему на полу с кляпом в зубах, и схватил того за челюсть рукой в перчатке. Он поднял мужчину одной рукой, а другой врезал по щеке. Мужчина открыл глаза, налитые кровью ярко-красного цвета, прежде чем Плинк швырнул его обратно.
— Его разум теперь прозрачен как лед. Хорошая работа, Малфой.
Затем он обернулся к двум мужчинам, стоящим у стены, и кивнул на пленника на полу.
— Приковать его к стене, чтобы ноги не доставали до пола.
Гермиона провела рукой по лбу и попыталась проглотить жжение в горле, но это часть ее тела находилась за пределами Омута памяти, поэтому она ничего не могла поделать. Она старалась смотреть в стену, подальше от мужчины, потому что не могла смириться с его видом. С тем фактом, что она была так же беспомощна, как и он, что не могла исцелить его, спасти, остановить то, что, как она знала, произойдет дальше, потому что это уже было в прошлом.
Гермиона понимала, каково это — смотреть в лицо смерти и осознавать, что что бы ты ни сделал, как бы сильно ты ни боролся, этого недостаточно. Она знала, что значит вглядываться в горящие безумием глаза, чувствуя, как огонь пробегает по всему твоему телу, и думать, что это последнее, что ты когда-либо увидишь. Она знала это так хорошо, что даже спустя пять лет боль от воспоминаний все еще следовала за ней по пятам словно фантом.
Гермиона пропустила последние слова Плинка, сказанные Малфою, и ей пришлось побежать, чтобы догнать его фигуру, удаляющуюся быстрыми, длинными шагами. Коридор был широким и слабо освещенным, из-за закрытых дверей доносились крики. Она обошла темневшее на полу пятно крови, но Малфой, похоже, даже его не заметил, пройдя по тому твердой, уверенной походкой.
Малфой свернул в другой коридор, и Гермиона коротко облегченно выдохнула, хотя она все еще слышала чей-то крик и чувствовала гнилую, серную вонь Темной магии. Он с силой распахнул дверь и мгновенно выбросил руку, чтобы предупредить удар полотна о стену. Гермиона последовала за ним, отмечая краем глаза унитаз, прежде чем Малфой обернулся.
Его ладонь прошла сквозь ее плечо, когда он сделал шаг вперед и двумя руками захлопнул дверь. Дыхание Гермионы замерло в горячем, пересохшем горле, потому что Малфой в воспоминании опустил голову к ее лицу, и сам начал часто и судорожно дышать: вдох, выдох, вдох, выдох, вдохвыдохвдохвыдохвдохвыдохвдохвыдох…Не моргая, она потянулась пальцами к… чтобы ничего не сделать. По его лбу стекла капля пота, глаза закрылись… а затем воспоминание оборвалось, выталкивая Гермиону из Омута памяти.
2 сентября, 06:44
Гермиона выхватила палочку и резко обернулась — ее глаза были широко раскрыты, а с языка готовы слететь первые слоги заклятия. Позади нее не было ничего кроме бледно-желтой кухонной стены, и она сделала медленный круг, а затем еще один быстрее, чувствуя пульсацию адреналина в крови.
4 сентября, 04:13
Ночью спустился туман, небо напоминало разорванное и дырявое одеяло, под которым Гермиона любила прятаться с головой в детстве, наблюдая, как свет падает на ее кожу. Она снова перевела глаза на Малфоя, встречаясь с ним взглядом.
— Ты когда-нибудь думал об инопланетянах? О существах с другой планеты?
— Я знаю, кто такие инопланетяне, Грейнджер.
— Я думаю, что глупо полагать, что во всей этой огромной Вселенной нет хотя бы еще одной планеты, похожей на Землю, где живут разумные существа. При мысли об этом я ощущаю себя маленькой песчинкой.
— То есть ты чувствовала бы себя более значимой, предполагая, что Земля уникальна?
Она не знала, было ли это оскорблением с его стороны.
— Наш мир большой, но ты все равно можешь оставить в нем след. Твоя жизнь все еще может иметь какое-то значение в более широком масштабе. Но она никогда ничего не будет значить где-то там.
— Гермиона Грейнджер намерена добиться вселенского господства.
Она фыркнула.
— Я даже мирового господства не хочу. Я просто хочу делать хорошие вещи, которые могу сделать, потому что кто-то должен. Потому что, если бы мы все делали то, что могли, мир был бы намного лучше.
— Ты носила свой значок старосты так, как будто он давал тебе право задирать нос, и размахивала рукой как победным флагом на каждый вопрос профессора. Ты кайфовала от получаемого признания.
Гермиона снова перевела взгляд с неба на Малфоя.
— Я ценю признание за тяжелую работу, но не требую его. Я не выпрыгиваю из штанов, рассказывая о своем богатстве, статусе или о том, что я лучше всех, как это делаешь ты.
— Выпрыгиваю из штанов?
— Надуваешь щеки, неважно.
Динь…динь.
— Это было давным-давно.
Десятилетия назад. Целую жизнь, может быть.
— Чтобы ты делал?
Глаза Малфоя метнулись к ней поверх ее головы, и он приподнял бледную бровь.
— Конкретизируй.
— Если бы появились инопланетяне. Если бы они просто… прилетели на своем космическом корабле, приземлились на берег и вышли.
Гермиона услышала, как его ноги царапнули по днищу лодки, но быстрый взгляд в сторону макушки показал, что он остался на том же месте, где и был. Она перевела глаза на линию из трех ярких звезд, пытаясь вспомнить, частью какого созвездия те являлись.
— Я бы продолжал жить своей жизнью, время от времени читая отчеты об экспериментах и исследованиях Министерства. Протестные группы, которые хотели бы, чтобы инопланетян отправили обратно на их собственную планету, воевали бы с протестными группами, которые выступали бы за то, чтобы они остались. Затем, через несколько лет, я прочитал бы о твоей организации с ужасной аббревиатурой, призванной спасти их всех от предубеждений.
Гермиона снова перевела взгляд со звезд на Малфоя, поняв, что ее рот непроизвольно растянулся в улыбке, только когда тот скользнул взглядом к ее губам.
— Возможно, ты прав. Хотя я усвоила урок с Г.А.В.Н.Э. Как бы мне ни хотелось верить, что мир поступит правильно, скорее всего, этого не случится. По крайней мере, не весь.
— Даже не половина.
— Это… Знаешь, многие люди говорят о том, как это было бы потрясающе, и как многому мы могли бы у них научиться, и какие интересные вещи они могли бы привнести — лишь бы никому не навредили. Но тогда стоит пристальнее посмотреть на наш мир, в котором мы ненавидим целые группы людей, потому что у них другая кровь или религия, или раса, или сексуальная ориентация… те вещи, которые в большинстве своем безобидны. Не наносят ущерба в целом и уж точно не больше того, что причиняют радикалы.
— Есть группы, созданные с целью избавить мир от других людей. Они…
— Я говорю сейчас не о тех людях, которые вредят другим, а о тех, кто просто принадлежит другой расе, культуре, чему угодно. Мы их ненавидим, забираем у них права, отталкиваем их вместо того, чтобы понять, насколько их отличие может быть удивительно, или вместо того, чтобы учиться у них или благодарить за все то, хорошее, что они дают миру. Человечеству в целом. Если мы не можем уважать и любить людей вокруг нас, потому что они не такие, как мы, мы уничтожим инопланетян за считанные дни.
Малфой прочистил горло. Из-за его спины выплыл Азкабан, принимая форму ночи.
— Мир никогда не будет местом, которое сделает тебя счастливой.
Гермиона пожимала плечами, наблюдая, как луна смещается по небу вместе с движением лодки.
— Была бы толерантность, не было бы войн. Тогда я была бы счастлива.
— Значит, ты никогда не будешь счастлива.
Она снова пожала плечами, скрещивая руки на груди и встречаясь с ним взглядом.
— Возможно, не в этом мире. Но я могу прожить свою жизнь в соответствии со своими убеждениями и буду счастлива от осознания этого. — Она покачала головой в ответ на его задумчивый взгляд. — Что?
— Я пытаюсь понять, связана ли моя тошнота с твоей прочувствованной возвышенной речью или морской болезнью.
— Я столкну тебя в воду.
— Я заберу тебя с собой.
6 сентября, 09:14
Кингсли бросил на стол самую большую папку, которую она когда-либо видела. Гермиона почувствовала, как задрожал стол под ее ладонями. Она знала, что важно тщательнейшим образом все изучить, поскольку все они прекрасно помнили, как могут развиваться события, если Возрождение проникнет в Министерство, но такого она не ожидала.