— Я не буду спать — мне не нравится, когда кто-то рядом, когда я сплю.
— Как и мне. Ты привыкнешь.
Гермиона смотрела на него, постукивая палочкой по бедру. Из комнаты он выйти не сможет, а если она даже и заснет, то проснется от любого писка. Если бы Малфой намеревался причинить ей вред, он бы уже попытался это сделать. Он бы бросал в нее проклятиями, а не Ступефаями, когда они сражались, и если с тех пор он переметнулся на другую Сторону, она была все еще способна с ним справиться.
Гермиона взмахнула палочкой, накладывая на него обновленное заклинание слежения, на всякий случай. Она могла пойти на просчитанный риск, но не любила рисковать без необходимости. Малфой напрягся, его челюсти сжались.
— Тогда пошли, — пробормотала Гермиона, пробираясь мимо него и случайно касаясь рукой его гладкой и прохладной кожи.
Малфой медленно последовал за ней, и она оглянулась через плечо, натыкаясь глазами на окаменевшие плечи и сверлящий череп взгляд. Он был похож на хищника, который не торопится приближаться к пойманной добыче, и Гермиона, почувствовавшая всплеск адреналина, была в шаге от того, чтобы изменить решение.
— Не заставляй меня сожалеть об этом, — прошептала она, когда он вошел в комнату. Малфой встретился с ней взглядом, прежде чем она закрыла дверь.
17:20
Гермиона посмотрела на пустую спальню, а затем оглянулась в конец коридора. Она медленно и осторожно сделала шаг вперед, вытаскивая палочку и задевая рубашкой стену. Она чувствовала запах яиц и дыма. Какое-то время Гермиона думала, что это всего лишь плод ее воображения, что было бы немудрено после столь короткого сна, но, когда запахи продолжили витать в воздухе, она поняла, что что-то происходит.
Комната Малфоя была пуста. Это означало, что, когда член Возрождения вошел внутрь, Малфой сбежал или пошел с ним, или же Малфой выбрался сам, пока она спала. Она бы услышала первое — ее сон был слишком чутким, но вот второе…
В доме не было слышно посторонних голосов, но из предосторожности Гермиона все равно отошла в другой конец коридора, прежде чем осмелилась зайти на кухню. Когда помещение целиком оказалось в поле ее зрения, она удивленно уставилась на открывшуюся ей картину — в другой жизни и с другими людьми такая сценка была бы не более, чем повседневностью.
Малфой сидел на стуле с тарелкой в руках — он жевал и молча наблюдал за ней. На плите стояли кастрюля и сковородка, на стойке лежали нож и жестяная банка с неровной полосой изогнутого металла, под которой виднелся более гладкий разрез. Кроме Малфоя на кухне больше никого не было, и ее сердце постепенно начало замедлять свой ритм.
— Как тебе удалось выбраться? — сердито поинтересовалась она, опуская палочку на бедро.
Малфой некоторое время сверлил ее взглядом, а затем опустил глаза, поднося ложку ко рту. Глаза Гермионы распахнулись, когда она заметила черную палочку, лежащую в центре стола, и до хруста в зубах сжала челюсть.
— Почему ты не отдал ее мне?
— Ты не просила.
— Очевидно, что я…
— Тогда надо было попросить. Я дико проголодался и не собирался оставаться в комнате, чтобы потрафить твоему ложному чувству безопасности.
— Ты должен был оставаться в комнате!
Он отпил из стакана, его горло дернулось, когда он раздраженно посмотрел на нее в ответ.
— Ты немного на взводе, Грейнджер. Возможно, тебе будет полезно, если кто-нибудь прокрадется к тебе в спальню.
Она проклянет его. Она окрасит его кожу в розовый цвет или заставит петь серенады, или наложит заклинание судорог… недельная бессонница тоже подойдет.
— Я беспокоилась не о себе… об этом!
— Тогда…
— Ты заставил меня пожалеть об этом, — тихо сказала она, — я же сказала тебе, чтобы ты не заставлял меня сожалеть.
В этот момент его спокойствие сменилось гневом, и скулы пошли розовыми пятнами.
— Я не сделал ничего такого, что дало бы тебе веские основания сожалеть о своем решении. В чем проблема? Если ты не беспокоилась, что я войду в комнату, я бы не смог напасть на тебя, к тому же ты наложила Отслеживающее…
— Проблема в том, что ты заключенный, и ты не можешь просто… бродить, где тебе вздумается, когда никто не может присмотреть…
— Потому что я выйду и прикончу кого-нибудь? Проберусь в Министерство и буду контролировать Министра, как свою марионетку? Скажи мне, Грейнджер, чего ты от меня ожидаешь?
— Ты заключенный по причинам…
— Причины, которые недостаточно веские, чтобы помешать тебе посылать меня каждую ночь с палочкой…
— И Отслеживающим!
— …и возможностью перемещаться! Я ничего не сделал, кроме как доказал Министерству, что могу выполнить работу, которую никто из вас не смог бы, но ты все еще держишь меня взаперти, как животное, потому что защищать жизнь моей семьи и пытать Пожирателей Смерти — это…
— Использование Непростительных, которые обычно влекут за собой пожизненное заключение, помощь Пожирателям Смерти в убийстве…
— Чтобы спасти свою семью и себя! Чем, блять, то, что я сделал тогда, так отличается от того, что вы просите меня сделать сейчас, чтобы спасти тебя и…
— Ты точно знаешь, в чем разница! И это не единственное…
— Верно, тем, что выбор, который сделал мой отец, просто лишил нас права защищать себя, потому что мы плохие люди.
Гермиона вскинула руки.
— То, что ты делаешь сейчас, служит конечной цели добра, а не зла! Я… я понимаю выбор, который ты сделал, даже если я с ним не согласна. Я не виню тебя за то, что ты не тот человек, которым ты мог бы быть. Но то, как ты поступал, этот выбор содействовал злу, и ты должен заплатить за это. Я… я не знаю, что бы я сделала. Если бы мне пришлось убить кого-то, чтобы защитить себя и своих родителей от убийства. Я не знаю. Может быть, и убила бы. Но я знала бы, что за это мне придется заплатить и жить с этим до конца моих…
— Я и живу с этим, — тихо сказал он, впиваясь в нее глазами, его голос стал более хриплым из-за крика, — я плачу за это, и меня не нужно было тащить в мою камеру, я сам туда шел. Но то, что я сделал, не делает меня злом. Сейчас для твоего Задания я делаю вещи и похуже. И все же ты паникуешь, когда я выхожу из-за запертой двери, потому что я могу…
— Я не думаю, что ты зло. — Гермиона сделала шаг назад, заметив, как сократилось расстояние между ними. — Я никогда не думала, что ты зло.
— Тогда. Что. Ты. Ожидаешь. Я. Могу. Сделать?
Убитьменязадушитьударитьпроклястьсвязатьотрезатьмоиконечностизпроломитьмойчереп.
— Это часть твоего приговора. Это по-прежнему считается твоим приговором, Малфой.
А я не могу спать даже рядом с тенями.
— И все?
Он не выглядел так, будто купился на эту отговорку, а когда молчание Гермионы затянулось, он разуверился в ее словах окончательно. Малфой прошел мимо, умудрившись никоим образом не задеть ее в узком пространстве, пока она все еще пыталась сформулировать ответ, глядя в пустоту кухни.
13 сентября, 21:16
Тишина. Пятый день тишины. Не полной тишины, конечно. Гермиона по-прежнему проводила опросы и записывала его показания в конце каждой ночи. Но они будто снова были отброшены к началу Задания, когда, по ее мнению, было легче выдергивать собственные ногти, чем получить от него информацию. Иногда в ответ на вопрос вместо кивка она слышала бормотание или ворчание, но на этом все. Малфой был зол или, может быть, подумывал о том, чтобы оставить Задание, или просто держал дистанцию, которая была ему наиболее комфортна.
Тишина. В ее квартире, офисе, на лодке, в Риме. Большая, черная дыра тишины, поглощающая всю ее жизнь. Теперь это было так же заметно, как и ее руки. Тишина. Всегда в движении, всегда вокруг нее, массивная и легко управляемая…если бы она захотела.
И спустя двадцать минут от начала пятого дня Гермиона захотела.
— Я знаю, чего ты добиваешься.
Малфой даже из вежливости никак не отреагировал. Ну, тогда она тоже не будет смотреть на него.
— Ты пытаешься заставить меня чувствовать себя виноватой. Это не сработает. Я не чувствую себя виноватой из-за того, что сказала. — Лодка прошла сквозь пятно тумана, похожего на танцующую женщину, и разорвала его пополам. — Я отвожу тебя в камеру или запираю дверь, потому что это время все равно считается частью твоего приговора. Таковы правила, Малфой. Несмотря на мой послужной список, правила мне небезразличны. И если ты готов заплатить за то, что ты сделал, то ты должен понимать и принимать эту часть наказания.