— Сегодня вечером меня там не будет, но свяжись со мной по каминной сети, когда вернешься домой.
— Да, сэр. — Она слегка улыбнулась ему, видя, как Гарри едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Он нервничал и беспокоился, а это не слишком помогало ей справляться с ее собственными переживаниями. — Рон.
Он бросил взгляд на дверь, одновременно снимая заклинание тишины. Гермиона слишком сильно сжала ручку чашки, делая вид, что пьет, хотя на самом деле лишь глубоко вздохнула. Все это очень напоминало ей войну, и она не могла унять бурление в крови и дрожь в костях.
20:57
—…утратившим законную силу, но вы будете обязаны поделиться всей информацией и воспоминаниями, связанными с операцией, даже после прекращения действия договора. Если выяснится, что вы участвовали в операции, руководствуясь скрытыми мотивами, а затем отказались от выполнения договора после того, как цели этих мотивов были достигнуты, вы получите дополнительный срок. Скрытые мотивы определяются как контакт с…
— Я умею читать! — Малфой оторвал глаза от пергамента, чтобы бросить на нее свирепый взгляд, прежде чем снова вернуться к тексту.
Гермиона не была бы в этом так уверена с учетом того, что он неотрывно смотрел в договор уже пятнадцать минут. Конечно, он решил перепроверить контракт на случай, если они что-то еще изменили с момента последней встречи. Судя по стиснутым челюстям, Малфой не был доволен формулировкой нового пункта, но это был тот максимум, который они готовы были предложить. Он по-прежнему мог отказаться от выполнения Задания в любой момент, и это уже было большой уступкой по сравнению с первоначальным вариантом.
Малфой дочитал до конца последней страницы, и теперь его взгляд был прикован к строчке подписи. К этому моменту Гермиона пребывала на грани, нетерпеливо переплетая пальцы и зная, что все зависит от решения, которое он примет в следующие десять секунд. Возрождение крепло с каждым днем. Если бы они даже смогли найти замену Малфою, это заняло бы у них недели. Они нуждались в нем, и если бы он не нуждался в них в ответ, то они никогда не оказались бы там, где оказались сейчас. Малфой слишком сильно ненавидел мир, чтобы броситься его спасать, но он беспокоился о своей свободе, будущем и репутации. Он наверняка догадывался, что члены Возрождения в любом случае придут за ним или его матерью, как только он окажется вне стен Азкабана. Не то чтобы Малфой делал выбор по соображениям героизма. Для него это всегда было вопросом жизни или смерти, и, возможно, его единственное спасение состояло в том, что в последний момент он всегда выбирал жизнь.
Малфой выпрямился, приподнимая подбородок и вытягивая руку, пока натяжение цепи не ослабло. Кандалы слегка сдвинулись вверх по его запястью, и, хотя на внешней стороне виднелось небольшое покраснение, синяков на нем не было. В отчетах о его тюремном заключении охранники часто отмечали наличие фиолетовых синяков вокруг запястий в течение первого года. Она предполагала, что это было результатом как чрезмерно грубого обращения, так и внутренней потребности сбежать, хотя он годами считал, что это невозможно. Она надеялась, что он продолжит так думать.
Гермиона медленно передала ему перо, кончик которого был влажным от чернил, и сконцентрировалась на каждом подергивании мышц, когда пальцы Малфоя сомкнулись на другом его конце. Она напряженно замерла на стуле, ожидая любого признака того, что ей придется быстро вскочить, и отдернула руку. Несмотря на все его предыдущие паузы и медленное чтение, Малфой без колебаний поднес перо к договору и вывел плавными завитками свое имя. Пергамент слабо подсветился золотым, прежде чем цвет просочился сквозь бумагу.
— Перо, — потребовала Гермиона, когда он опустил его рядом с контрактом.
Малфой посмотрел на нее, приподняв бровь, и она задалась вопросом, вызвана ли интенсивность его взгляда тем, что ему обычно мало что приходилось рассматривать, или он действительно видел ее насквозь. С ее стороны было бы более логично сперва попросить вернуть договор — Гермиона надеялась, что он отнес ее требование к недостатку доверия, а не наличию страха.
Взяв перо, Малфой вывернул запястье под странным углом, и она ожидала, что он вот-вот запустит его через стол, но тот передумал. Вместо этого он, не отрывая взгляда от Гермионы, протянул ей перо, вытянув руку достаточно далеко, но не на максимально возможное расстояние. В его глазах были вызов и понимание, как будто он ожидал, что она испугается взять перо острым концом, направленным на нее, или надеялся увидеть дрожание ее руки, когда она это сделает. Гермиона ненавидела бороду на его лице, скрывающую мимику, кроме того, жизнь с Волдемортом и война придали его взгляду отчужденную холодность, из-за которых его было трудно разгадать. Недостаток знания вызывал чувство острого дискомфорта.
Гермиона скрыла свою нервозность за раздраженным взглядом, быстро выхватывая перо из его руки и делая вид, что он просто тратит ее время впустую. Она кивнула подбородком на договор, подтягивая его к себе. Гермиона глубоко вздохнула и поставила подпись, чувствуя покалывание магии на кончиках пальцев. Ровно в тот момент, когда последняя завитушка вышла из-под ее пера, пергамент снова засветился золотым, только ярче, скрепляя тем самым магический контракт. Она вытерла остатки чернил салфеткой, не понимая до конца, была ли это победа или неминуемый провал. Затем она взяла фальшивое перо, которое ей вручили охранники, и повернула его кончик один раз влево. Короткая синяя вспышка опалила зрение, и Гермиона сморгнула белый кружок света, отпечатавшийся на сетчатке.
— С этого момента вы будете оставаться на этом уровне, в камере дальше по коридору. Вы можете запросить у охранников одну книгу в неделю. Душ будете принимать в доме. У вас не будет доступа в тренажерный зал, совятню или комнату отдыха. Еду будут приносить в камеру. Я буду приходить ежедневно около девяти вечера, возвращение в Азкабан запланировано на пять утра, хотя этот распорядок может измениться в зависимости от текущей ситу…
Гермиона ждала этого, но все равно подпрыгнула на месте. Одним из тех тяжелых прыжков, когда кажется, что все тело пытается вытянуться на несколько дюймов вверх. Она почти закашлялась, захлебнувшись на вдохе затхлым воздухом, пока сердце колотилось где-то в горле. Малфой, кажется, не заметил ее реакции. Он отскочил от своего места настолько далеко, насколько позволяли цепи, запрокинув голову к потолку. Каменная пыль заполняла помещение, факелы звенели о держатели, стены дрожали. Грохот, который должен был оглушить все живое на два уровня вверх, сменился абсолютной тишиной, и стул под Гермионой перестал трястись.
Раздался настойчивый стук в дверь. Гермиона поднялась, проверяя содержимое портфеля. Выпрямившись во весь свой не бог весть какой рост, она почувствовала, как камешки, выпавшие из стен во время взрыва, впиваются в туфли.
Глаза Малфоя расширились и стали ярче, он по-прежнему буравил ее взглядом. Немного бесило, что получить от него нормальную реакцию удалось, только устроив взрыв. Ну, по крайней мере, это должно было помочь с Заданием.
— Поздравляю, Малфой, — сказала Гермиона, когда охранники открыли дверь и вошли в помещение, — ты только что сбежал.
Один из стражников подошел к Малфою, чтобы отвести его в новую камеру, второй сопровождал Гермиону. Первый будет говорить, что проверил восьмой уровень, а второй будет утверждать, что, когда все произошло, он был с ней на пути к шестому уровню, чтобы допросить заключенного. Гермиона быстро поднялась по лестнице и заспешила по коридорам, пока охранник, который ее сопровождал, работал над временно снятыми чарами.
Заключенные на седьмом уровне были чрезвычайно взбудоражены за своими каменными стенами: они двигались в глубине камер, громко кричали и смеялись, подпитываемые надеждой. Гермиона ускорилась еще больше. Ей казалось, что она вновь очутилась в лесу и слышит крики диких животных в темноте ночи, лишенные чего бы то ни было человеческого.
Шестой уровень встретил их толпами сотрудников, бегущих по коридорам, входящим и выходящим из камер. Они все кричали друг на друга, разговаривали закодированным языком, которого Гермиона не понимала, и их паника резко контрастировала с бурлившими в воздухе радостными эмоциями арестантов.