Его ухмылка заставила Гермиону разрываться между чувством гордости и осознанием, что она опустилась до грязных способов.
— Ты хорошо подходишь для политики и бизнеса, Грейнджер.
— Пока это служит всеобщему благу.
— Беру свои слова обратно.
Она бросила в него колпачок от маркера.
30 декабря, 13:24
Размытые контуры рук, темно-серые глаза и влажная кожа. Поцелуи и пальцы, и… ленивые прикосновения: потирающие, кружащие, распространяющие тепло…
Тело Гермионы стало тяжелым и чувствительным, образы проплывали во тьме ее разума, как далекое воспоминание, хотя, пожалуй, слишком новое, чтобы быть таковым. Она с большой неохотой приоткрыла глаза, которые тут же попытались закрыться обратно. Ее удержало ощущение кожи под пальцами, и она сонно посмотрела на плоский сосок и плавно поднимающуюся и опадающую грудь. Значит, все же не сон.
Воспоминания возвращались отрывками словно после бурно проведенной ночи. Гермиона удивилась, что была в принципе способна на это, такой уставшей она себя чувствовала. Был ли у них вообще секс или… о, нет. Нет, точно был. Должно быть, она заснула только что…
Гермиона вздрогнула, перевела все еще полуприкрытые глаза на дверь, а затем на Малфоя, чтобы встретиться с ним взглядом. Он выглядел немного уставшим, как будто они спорили в течение часа, и теперь он готовился отбивать новую атаку с ее стороны.
— Я заснула!
— Ты вздремнула. Два часа не…
— Д… два часа?
— Да, и я не спал все это время, чтобы стать свидетелем, как рухнул мир, когда какой-то выскочка занял твое место первой ботанички Хогвартса.
Он не спал. От этого известия Гермионе почувствовала себя одновременно и лучше, и хуже. По крайней мере, Малфой бы разбудил ее, если бы услышал что-то подозрительное, хотя, конечно, она вообще не должна была засыпать. Кроме того ее волновали другие вещи, которые не имели ничего общего с безопасностью. Что, если она храпела, издавала странные звуки или разговаривала, проигрывая что-то в своих снах-воспоминаниях, пускала слюни ему на грудь, а то и газы, или…
Гермиона посмотрела на его дернувшийся кадык, постепенно осознавая его наготу под ее телом и его руку, обнимающую за талию. Она заснула на нем, и он не переместил ее, и они… Неужели она ошиблась, и Малфой был одним из тех, кто ценит послеоргазменные милые… вещи, такие как переплетение их ног и ее голову на его груди, и обнимающую ее руку, и мягкие поглаживания? Он специально пытался усыпить ее, уставшую от работы и положившую последние силы на костер их обоюдной страсти? Мягко, но не менее эффективно.
Гермиона все равно была виновата сама.
— Извини, — она потерла глаза, скользя другой рукой по его груди, — ты устал?
— Нет, — ответил Малфой чуть грубоватым голосом, в котором отчетливо слышалась усталость.
— Тебе выходить через восемь часов, так что тебе нужно отдохнуть. Я не должна была засыпать. Извини. Я…
— Если бы это было проблемой, я бы тебя разбудил.
— Ладно, — неуверенно согласилась она, сползая с его груди. Гермиона схватила одеяло, наполовину лежащее на полу, завернулась в него, прежде чем встать, и откинула волосы назад. — Или тебе все же нужно…
Малфой лениво улыбнулся, поднимая руку.
— Тогда отдай одеяло.
Она бросила на него быстрый взгляд и, спотыкаясь, нашла его рубашку, зацепившуюся за ее ноги. Гермиона наклонилась, придерживая одеяло, и натянула ее на себя, вдыхая его запах. Она выпрямилась, одергивая нижнюю часть ткани, а затем бросила одеяло Малфою. Осторожно присев на корточки, она подняла с пола свои трусики и юбку, ища остальную одежду. Должно быть, он успел снять ее до того, как они достигли спальни.
Гермиона оглянулась на Малфоя — одеяло все еще лежало у него на коленях, там, куда она его бросила. Его взгляд прошелся по ее голым ногам, и она покраснела, снова дергая вниз край рубашки и направляясь к двери.
— Я…
— Грейнджер, — она обернулась в дверях, — я думаю, тебе нужно взять выходной.
— Не нужно. Я посплю завтра…
— Вызови кого-нибудь из авроров, — продолжил он, вынуждая ее снова остановиться, — и можешь отправиться спать прямо сейчас.
— Торопишься избавиться от меня, Малфой? — спросила Гермиона немного игривым голосом, подумав про себя, что возможно, это было просто проявление его паранойи. Он мог волноваться, что она отключится от усталости, пока он сам будет спать, и в это время кто-нибудь заявится в дом. — Я в порядке. Я…
— Грейнджер.
На этот раз Гермиона не могла не повернуться полностью, его тон был слишком серьезен, чтобы просто отмахнуться. Он смотрел на нее несколько секунд, а затем поднял руку, в которой была ее палочка. Ее сердце подскочило к горлу, а из груди вырвалось что-то похожее на хрип, прежде чем Гермиона ринулась к кровати. Она не могла поверить, что забыла про палочку. Она всегда и везде носила ее с собой, кроме кровати и душа.
— Я, э-э, немного отвлеклась.
— Ты устала. Это повлияло на твою собранность.
Она выхватила палочку из рук Малфоя — ему повезло, что она не могла его проклясть.
— Я всегда собрана.
— Подумай об этом, когда выспишься.
Он остался невозмутим под ее гневным взглядом. Гермиона выбежала в коридор и захлопнула дверь. Она остановилась только, когда оказалась на кухне с комком одежды под мышкой. Если она устала настолько, что забыла что-то столь жизненно важное, как свою палочку, то Малфой был прав. Гермиона не сомневалась в своей компетентности, если бы кто-то бросил в нее проклятие прямо сейчас, но в целом стала заметно рассеяннее, чем того требовала ситуация. Он мог потребовать кого-то другого ей на замену, чтобы быть полностью уверенным в том, что его защитят должным образом. Это была ее прямая обязанность, и если она с ней не справляется, то нужно устранить первопричину.
Сон. Ей нужно немного поспать.
31 декабря, 21:32
Динь… дидиньдидинь… динь…
Гермиона сильно потянула за веревку, и та, скользнув по перчатке, царапнула кожу на ладони. Убедившись, что лодка надежно привязана, она обернулась к кругу света, образовавшемуся от фонаря в руке Малфоя. Она фыркнула, оглядываясь в поисках портфеля, пока не заметила тот в его второй руке и ускорила шаг. Чем раньше они аппарируют в дом, тем быстрее она сможет наложить на их ноги высушивающие заклинания — ледяная вода впиталась в ее туфли и носки, и от холода коже стало даже больно.
Он направился к деревьям, и Гермиона повернулась, чтобы последовать за ним. Все это время они шли молча — тишину нарушал только отдаленный звон случайного колокола и хруст снега под их ногами. Отсутствие звуков нервировало Гермиону, которая продолжала сжимать край палочки, напряженно наблюдая за мелькающими тенями и слушая звук сердца в ушах. Если на них нападет большая группа людей, слишком большая, чтобы сражаться, то ее заледеневшие и онемевшие ноги лишат ее возможности убежать. Она должна…
— Я думал тебя кто-нибудь подменит сегодня.
— Я поспала. — Это прозвучало, пожалуй, слишком резко для первых слов, которыми они обменялись со вчерашнего дня.
— Я не это имел в виду.
Ой.
— Я не люблю канун Нового года, — Гермиона схватилась за тонкое деревцо, чтобы не скатиться с холма, — мне не нравятся суматоха и все эти обещания, которые на самом деле никто не собирается выполнять. Или данные себе обеты, которые в итоге будут нарушены. Эта разница в один день всего лишь условность — если человек действительно собирался что-то сделать, он бы взял на себя это обязательство еще вчера.
— Некоторым людям нужна символическая отправная точка. Конец года как раз подходит, чтобы закончить одни дела и начать другие. Это то же самое, что момент прозрения или какое-то событие, которое заставляет переосмыслить свои приоритеты и выбор. Новые дела не начинаются с середины.