— Почти все новые дела сводятся к очередному году попыток достичь прежних целей. Некоторые люди действительно предпринимают какие-то шаги в нужном для себя направлении, но чаще всего даже спустя три года я все еще слышу одни и те же обещания, и именно такие люди восклицают: «Ну что ж, начну теперь уже в следующем году!».
— Я думал, что несмотря на мрачное мировоззрение ты ценишь вечный оптимизм. Или ты уже на первом году обучения думала, что вы всего лишь дети и обречены проиграть войну?
Гермиона едва почувствовала корень под своей подошвой, и ее лоб почти встретился с деревом, когда она споткнулась уже о следующий.
— Происходившее тогда еще не было войной, и было непонятно, во что это выльется. — Она ухватила его сзади за мантию, когда Малфой поскользнулся, качнув фонарем. — Я ценю оптимизм. Во мне сейчас говорит мое мрачное мировоззрение и тот факт, что люди обещают, но не воплощают задуманное, даже если бы это сделало их счастливыми.
— То есть, тебя раздражает нежелание других людей браться за вещи, которые сделают их счастливыми?
— Да. Думаю, можно и так сказать. — Он только что рассмеялся? — Кроме того, я не люблю пить на вечеринках, да и не могу на случай, если что-то произойдет. А потом все сбиваются в огромную шумную толпу, и ничего не слышно. И я не люблю фейерверки или петарды, или что-то подобное. — Они напоминали ей о взрывающихся заклинаниях, хлопках аппарации и разрушенных зданиях. — И они решили пойти в паб в этом году, а это означает кучу незнакомцев и людей, проливающих на меня свои напитки, и какого-нибудь пьяного типа, который будет пытаться поцеловать меня в полночь. Потом мне бы пришлось провожать всех своих захмелевших друзей по домам и кроватям, вероятно, с остановками у туалета или мусорного бака.
Малфой молчал, продираясь сквозь заросли деревьев, прежде чем они выбрались на небольшую поляну. Ее пальцы онемели на сгибе его локтя, ее выдохи превращались в облачка белого пара, но нужно было еще немного сосредоточиться, прежде чем аппарировать их в дом. Она наложила высушивающие и согревающие заклинания на его ноги до того, как сделать то же самое для своих.
— Я должен уйти в десять.
— Я знаю, — ответила Гермиона, ожидая, пока он направится в сторону двери.
Малфой переминался с ноги на ногу, фонарь медленно вращался в его руке.
— То есть ты предпочла провести эту ночь в одиночестве?
— То есть ты предпочел встретить Новый год с Возрождением? — Она пожала плечами. — Первостепенные задачи не начинаются прямо завтра. Так что я лучше побуду в одиночестве, чем там, где предстоит тебе…
Она улыбнулась ему и первой пошла в дом.
2 января, 04:31
Малфой был похож на каменную статую на берегу озера, освещенную голубым светом луны. Она слышала его появление, но так как хлопок аппарации раздался на отдалении, то сперва решила, что это был кто-то другой. Однако когда в дом так никто и не зашел, а карта показала его точку рядом с Римом, обеспокоенная Гермиона вышла на улицу. Это был первый раз, когда Малфой аппарировал так далеко, и первый раз, когда он не спешил оказаться внутри. Она понимала, что причиной тому могла быть только необходимость побыть в одиночестве. И хотя было что-то в его застывшем силуэте посреди белоснежного поля, что вызывало жгучее желание подойти и обнять, Гермиона молча побрела обратно в дом.
Этой ночью он должен был вместе с рекрутами забрать документы компании и разыскать двух женщин, в которых, как он думал, аристократы были заинтересованы за их навыки в исследовании зелий. Это была магическая компания, так что, возможно, что-то пошло не так. Может быть, в это позднее время на месте оказалось больше сотрудников, чем он думал, и они сопротивлялись. Может быть, кто-то из них умер, а может быть, погиб новобранец, в котором он видел себя. Может быть, это было похищение, вызвавшее воспоминание о людях, которые однажды переступили порог его поместья и оказались в подземельях. Может быть, его состояние спровоцировал тот факт, что он действовал ровно также, как и те, кого он ненавидел, и иногда он переносил эту ненависть на самого себя.
Иногда у Малфоя было выражение лица, которое ее пугало. В одних случаях это был гнев. Что-то наподобие всепоглощающего ядовитого огня, исходившего от каждой его черты, и Гермиона настороженно наблюдала за ним, пока не убеждалась, что он не собирается сделать какую-нибудь глупость вроде того, чтобы самостоятельно атаковать Возрождение. В других случаях на его лице появлялось злобное удовлетворение, которое напоминало ей о Гарри в те времена, когда мысли о мести толкали его во тьму. Но больше всего ее тревожил его вид, когда он, застыв, стоял у окна или когда входил в комнату или пребывал в своих воспоминаниях, думая, что его никто не видит. Его лицо выражало что-то вроде сожаления и вины, и всего того, что могли вызвать его действия по отношению к невинным людям, которых он преследовал по чужим приказам.
— У тебя все нормально? — спросила Гермиона, услышав скрип двери. Малфой посмотрел на нее с бесстрастным выражением лица и сжатыми в полоску губами.
— Да.
— Ты голоден?
— Нет.
Он стянул мантию, бросив ее на спинку стула, и скинул ботинки, оставившие на кухне мокрые следы и снег. На нем не было ни следов крови, ни ожогов, только двигался Малфой более скованно, чем обычно.
— Все прошло хорошо сегодня вечером?
— Никто не погиб. Задача выполнена. — Он выдернул конец заправленной рубашки из брюк, затем стянул перчатки. — Мне нужно будет вернуться через три часа.
Ее рука, потянувшаяся было за мантией, замерла, и Гермиона присела обратно, не успев толком встать.
— Зачем?
— Один из рекрутов сбежал, когда мы напали на людей, которые стояли у нас на пути. Аристократы хотят, чтобы мы его нашли и позаботились о нем.
Малфой расстегнул рубашку, но Гермиона была слишком увлечена обдумыванием его слов, чтобы заметить, что он раздевается перед ней, как будто в этом не было ничего особенного.
— Что ты имеешь в виду под заботой?
Он только мгновение смотрел на нее, прежде чем направиться в сторону ванной.
— Его вернут обратно на базу. Если выяснится, что он только сбежал и никому не рассказал о Возрождении, то на него наложат Обливиэйт и где-нибудь оставят.
Гермиона предпочла не уточнять, что случится, если выяснится, что рекрут уже успел поделиться с кем-то информацией. Она и так могла догадаться. Страх мог сделать человека неспособным действовать и вынудить сбежать, но предательство превращало в монстров даже лучших из людей.
— Возможно, он просто понял, что это не та жизнь, о которой он мечтал. Хотя я не знаю, зачем кому-то в принципе желать такой жизни. К…
— Потому что они в это верят. — Малфой не стал закрывать дверь ванной до конца, и она слышала, как его брюки упали, а пряжка ремня лязгнула о плитку. — Или хотят власти.
— Тогда он, вероятно, недостаточно верил в это. Он был всего лишь новобранцем, поэтому его власть заключалась только в том, чтобы частью армии, которая могла победить. Я думаю, большинство людей, которые хотят присоединиться к группе, с восторгом рассуждающей об убийстве невинных людей, это те, кто извлекает выгоду из власти. И если бы он понял, что может рассчитывать на большее, вряд ли бы так легко отступил.
— Если ты в это не веришь, власть сама по себе мало что значит. Я мог бы стать командиром Южной Англии через год, но по приказу людей, которых я ненавижу, и делая то, чего не хочу делать. Имея власть над кем-то, я тем не менее перестаю иметь власть над собственной жизнью, так как они контролируют меня. А я не из тех людей, кто готов терпеть постоянный контроль.
В этот момент на его лице появилось одно из тех пугающих выражений, о которых он размышляла раньше. Гнев. Если других она боялась из опасения, что Возрождение может сломить его прежде, чем они сломят Возрождение, то в случае с гневом она боялась, что Малфой однажды сорвется и просто не вернется живым.