Однако в Большой Тампе экономика почему-то стремительно росла: судостроение и консервная промышленность по-настоящему процветали. Но в Айборе об этом и слыхом не слыхивали. Сигарные фабрики начали разоряться еще быстрее банков. Вместо работников появились крутильные станки, вместо чтецов — радиоприемники. Сигареты и папиросы стали, благодаря своей дешевизне, новым легальным пороком страны, а продажи сигар упали более чем на пятьдесят процентов. Рабочие с дюжины фабрик устроили было забастовку, но их сокрушили громилы, нанятые руководством, полиция и куклуксклановцы. Итальянцы пачками покидали Айбор. Испанцы тоже начали уезжать.
Грасиэла потеряла работу из-за внедрения станков. Джо только порадовался: он уже много месяцев хотел вытащить ее с «Ла трочи». Она была слишком ценным кадром для его организации. Она встречала кубинцев, переселяющихся во Флориду, и направляла их в кубинский клуб, или в больницу, или в кубинскую гостиницу — в зависимости от их нужд. Если она видела, что кто-то, кому она доверяет, годится для работы в бизнесе Джо, она говорила с этим кандидатом об уникальной вакансии.
Кроме того, ее филантропические инстинкты в сочетании с настоятельной необходимостью для Джо и Эстебана отмывать деньги привели к тому, что Джо скупил около пяти процентов Айбор-Сити. Он выкупил две прогоревшие сигарные фабрики и заново нанял уволенных рабочих; он превратил разорившийся универмаг в школу, а обанкротившийся оптовый магазин сантехники — в бесплатную клинику. Он обратил восемь пустующих зданий в бутлегерские бары, хотя вывески гласили, что это галантерея, табачная лавка, цветочные магазины, мясные лавки, а также греческая закусочная. Последняя, к огромному удивлению всех (в том числе самого Джо), начала пользоваться такой бешеной популярностью, что пришлось выписать из Афин родичей повара и открыть дополнительную закусочную в семи кварталах восточнее.
Но Грасиэла скучала по своей фабрике. По шуткам и историям, которые рассказывали другие крутильщицы, по чтецам, читавшим по-испански ее любимые романы, по своему родному языку, на котором она говорила тогда целыми днями.
Она всегда ночевала в доме, который для них построил Джо, но сохранила за собой комнатку над кафе, хотя, насколько Джо знал, там она разве что переодевалась, к тому же не очень часто. Гардероб в их доме Джо набил одеждой, которую он ей накупил.
— Эту одежду купил мне ты, — говорила она, когда он спрашивал, почему она не надевает ее чаще. — А мне нравится покупать себе вещи самой.
На это у нее никогда не хватало наличности: все свои деньги она отсылала на Кубу — либо семье своего нахлебника-муженька, либо своим друзьям из антимачадовского движения. Иногда Эстебан ездил на Кубу по ее поручениям, эти поездки с целью сбора средств обычно совпадали с открытием того или иного ночного клуба. Обратно он привозил обнадеживающие новости о революционном движении, но Джо знал по опыту, что после его следующего путешествия эти надежды окажутся разбитыми вдребезги. Он привозил и свои фотографии. Глаз у него становился все зорче, и он овладевал камерой все лучше — как великий скрипач с годами все лучше овладевает смычком. В кругах латиноамериканских повстанцев он сделал себе имя. Эта репутация не в последнюю очередь основывалась на взрыве корабля «Мёрси».
— У тебя на руках женщина в смятении, — сказал он Джо после очередной поездки.
— Это-то я знаю, — ответил Джо.
— А ты понимаешь, отчего она в смятении?
Джо налил им по рюмке «Бочкового рома Суареса»:
— Нет, не понимаю. Мы в состоянии купить все, что она пожелает, заняться всем, чем она захочет. Она может себе позволить самую дорогую одежду, она может стричься у лучших парикмахеров, ходить в лучшие рестораны…
— Из тех, куда пускают латиноамериканцев.
— Это и так понятно.
— Неужели? — Эстебан, сидевший в кресле, наклонился вперед, поставил ноги на пол.
— Я пытаюсь объяснить ей, — проговорил Джо, — что мы победили. Что теперь мы с ней можем отдохнуть. И вместе состариться.
— И ты думаешь, она этого хочет? Быть женой богача?
— Разве не этого хочет большинство женщин?
Эстебан странно улыбнулся:
— Когда-то ты мне рассказывал, что в отличие от большей части гангстеров ты вырос не в бедности.
Джо кивнул:
— Мы жили не так уж богато, но…
— Но у вас был славный дом, вы всегда ели досыта, могли себе позволить ходить в школу.
— Да.
— И твоя мать была счастлива?