Джо сидел на передней террасе дома Фиггиса в Гайд-парке, рассеянно открывая-закрывая отцовские часы. Дом представлял собой классическое бунгало с элементами стиля «искусства и ремесла». Коричневый дом со светло-желтой отделкой. Шеф полиции сам выстроил эту террасу из широких досок гикори, поставил сюда ротанговую мебель и светло-желтое кресло-качалку — под цвет отделке дома.
Фиггис подъехал на своем автомобиле, вышел и двинулся к дверям по дорожке из красного кирпича, идущей по безукоризненно подстриженному газону.
— Сам явился? — проговорил он.
— Чтобы избавить тебя от хлопот. Все равно ты меня к себе притащил бы.
— Зачем?
— Мои ребята говорили, ты меня ищешь.
— Ах да. — Фиггис подошел к крыльцу, поставил ногу на ступеньку, какое-то время постоял так. — Ты прострелил голову Кельвину Борегару?
Джо прищурился, глядя на него:
— А кто это — Кельвин Борегар?
— Больше вопросов не имею, — заявил Фиггис. — Пива? Безалкогольное, но неплохое.
— Буду весьма обязан, — произнес Джо.
Фиггис зашел в дом и вскоре вернулся с двумя кружками безалкогольного пива и с собакой. Пиво было холодное, а собака старая — серый бладхаунд с мягкими ушами размером с банановые листья. Улегшись на террасу между Джо и дверью, пес стал похрапывать с открытыми глазами.
— Мне нужно добраться до Р. Д., — произнес Джо, поблагодарив Фиггиса за пиво.
— Не сомневался, что ты чувствуешь такую потребность.
— Ты знаешь, что будет, если ты не поможешь мне, — заметил Джо.
— Нет, — возразил Фиггис, — не знаю.
— Будут новые трупы, новое кровопролитие, а в газетах — все новые статьи про «Резню в Сигарном городе» и прочее. И тебя в конце концов сметут.
— Тебя тоже.
Джо пожал плечами:
— Может быть.
— Разница лишь в том, что когда тебя будут выметать, то прострелят тебе дырку за ухом.
— Если он уйдет, — произнес Джо, — война кончится. И вернется мир.
Фиггис покачал головой:
— Я не стану закладывать брата своей жены.
Джо посмотрел на улицу. На прелестную улочку с аккуратными кирпичными бунгало, раскрашенными в жизнерадостные тона, с несколькими старыми южными домами с крылечками и парой особняков. Гордо высились дубы, в воздухе пахло гардениями.
— Я не хочу это делать, — проговорил Джо.
— Что делать?
— То, к чему ты меня вот-вот вынудишь.
— Я тебя ни к чему не вынуждаю, Коглин.
— Вынуждаешь, — возразил Джо. — Еще как.
Он вынул первую фотографию из внутреннего кармана пиджака и положил ее на доски террасы рядом с Фиггисом. Фиггис знал, что ему не стоит на нее смотреть. Заранее знал. Несколько секунд он сидел, прижав подбородок к правому плечу. Но потом он повернул голову и все-таки посмотрел. Его лицо побелело.
Он поднял взгляд на Джо, снова опустил его на снимок, тут же отвел глаза. И тогда Джо нанес финальный удар.
Он выложил второе фото рядом с первым и сказал:
— Ирв, она так и не добралась до Голливуда. Только до Лос-Анджелеса.
Ирвинг Фиггис мельком глянул на второй снимок, и глаза его стали влажными. Он зажмурился и прошептал:
— Это нечестно, нечестно.
Он заплакал. Зарыдал. Закрыл руками лицо, опустил голову, спина его тряслась.
Когда он перестал, то не убрал руки, и пес подошел к нему, сел рядом и прижался головой к его бедру. Пес дрожал, шлепая губами.
— Мы нашли ей специального доктора, — сообщил Джо.
Фиггис опустил руки, глянул на Джо. В его покрасневших глазах светилась ненависть.
— Какого еще доктора?
— Из тех, кто помогает людям слезть с героина, Ирв.
Фиггис предостерегающе поднял палец:
— Больше не смей называть меня по имени. Изволь называть меня «шеф Фиггис». Все дни или все годы, какие остаются до конца нашего с тобой знакомства. Ясно?
— Не мы с ней это сделали, — заметил Джо. — Мы ее лишь нашли. И вытащили ее оттуда, где она была. А это было очень скверное место.
— А потом сообразили, как на этом нажиться. — Фиггис указал на снимки своей дочери в обществе трех мужчин, она была в металлическом ошейнике, на цепи. — Ваши и наркотой промышляют. И не важно, моей дочери они ее сбагривают или чьей-нибудь еще.