Мазо налил Джо чашку кофе и протянул ее через стол:
— Все в порядке?
— В полном, сэр. А у вас как?
Мазо покачал рукой в воздухе:
— Бывают хорошие дни, а бывают плохие.
— Надеюсь, хороших больше, чем плохих.
Мазо поднял рюмку анисовой, чтобы за это выпить:
— Пока да, пока да. Salud![134]
Джо тоже поднял рюмку:
— Salud!
Мазо с Джо выпили. Крот бросил в рот дольку апельсина и стал чавкать, не закрывая рта.
Джо в который раз подумал, что в их довольно-таки жестком деле крутится неожиданно большое число самых обычных парней, которые любят жену, проводят выходные с детьми, чинят свои машины, рассказывают анекдоты в ближайшей закусочной, беспокоятся, что о них думает мать, и ходят в церковь попросить у Господа прощения за все те ужасные вещи, которые им, отдавая кесарю кесарево, приходится совершать, чтобы прокормить семью.
Но в их деле существовало такое же количество свиней. Злобных выродков, главное свойство которых заключалось в том, что они сочувствовали ближнему не больше, чем осенней мухе, бьющейся в стекло.
Крот Пескаторе относился как раз ко второй категории. К тому же он являлся сыном отца-основателя того дела, что объединяло их всех. Так уж получилось, что все они оказались причастны к этому делу. Привиты к нему, как к стволу дерева. Зависели от него.
За эти годы Джо успел познакомиться со всеми тремя сыновьями Мазо. Он встречался с Бадди, единственным сыном Тима Хики. Он видел сыновей Чьянчи в Майами, сыновей Батроне в Чикаго, сыновей Диджакомо в Новом Орлеане. Все их отцы являли собой грозный пример людей, которые сделали себя сами. Людей с железной волей и с некоторой долей проницательности. Людей, совершенно не ведающих сочувствия. Но все-таки людей, без всякого сомнения — людей.
А сынки этих людей, думал Джо, слушая, как Крот чавкает на всю комнату, — каждый их сынок — просто оскорбление для человечества, черт побери.
Пока Крот поедал апельсин, а потом еще один, Мазо с Джо обсудили, как прошла эта поездка Мазо на юг, обсудили жару, Грасиэлу и будущего ребенка.
Когда эти темы были исчерпаны, Мазо извлек газету, засунутую в соседнее кресло. Он захватил бутылку, обошел столик и уселся рядом с Джо. Налив им еще по рюмке, он развернул «Тампа трибьюн». С газетной полосы на них глядело лицо Лоретты Фиггис, а сверху шел заголовок:
СМЕРТЬ МАДОННЫ
— Это та девчонка, из-за которой вышли нелады с казино? — спросил он Джо.
— Она самая.
— Почему ты ее не убрал?
— Эффект мог бы получиться противоположным. Весь штат наблюдал за нашим противостоянием.
Мазо освободил апельсиновую дольку от кожуры.
— Верно. Но причина не в этом.
— Не в этом?
Мазо покачал головой:
— Почему ты не шлепнул этого паскудника, о котором я тебе говорил?
— Тернера Джона?
Мазо кивнул.
— Потому что мы с ним пришли к согласию.
Мазо покачал головой:
— Тебе не приказывали приходить к согласию. Тебе приказали убить этого сукина сына. И ты этого не сделал. По той же причине, по какой не убил эту puttana pazo.[135] Потому что ты не убийца, Джозеф. В этом и проблема.
— В этом? И давно?
— Сейчас — проблема. Ты не гангстер.
— Пытаешься задеть мои чувства, Мазо?
— Ты — нелегал, преступник-чистюля. А теперь, как я слышал, ты вознамерился уйти в законный бизнес?
— Подумываю об этом.
— Значит, ты не будешь против, если я тебя здесь кем-то заменю?
Джо почему-то улыбнулся. Нашарил свои папиросы, закурил.
— Когда я сюда приехал, Мазо, здешняя прибыль составляла миллион в год.
— Я знаю.
— А с тех пор мы стали получать в среднем почти по одиннадцать миллионов в год. С тех пор, как я сюда приехал.
— Но это в основном на роме. Те дни подходят к концу. Ты пренебрегаешь другим бизнесом — девками и наркотиками.
— Чушь, — отозвался Джо.
— Прошу прощения?
— Я сосредоточился на роме, потому что он действительно выгоднее всего. Но наши продажи наркотиков выросли на шестьдесят пять процентов. Что касается девочек, то за мое пребывание здесь мы устроили еще четыре заведения.
— Но ты мог устроить и побольше. К тому же девки жалуются, что их редко бьют.
Джо обнаружил, что смотрит на столик, на фотографию Лоретты. Он поднял взгляд, снова опустил. Пришла его очередь глубоко вздохнуть.
— Мазо, я…