Она приподняла шланг и продолжила свою работу.
— Говори, что хотел, — бросила она.
— А ты не хочешь на меня посмотреть?
Она повернулась к нему, но по-прежнему глядела на тротуар. Ему пришлось отступить, чтобы не замочить ботинки.
— Итак, ты попала в аварию и подумала: «Дай-ка я извлеку из этого выгоду»?
Она покачала головой.
— Нет?
Еще одно покачивание головой.
— А что же тогда?
— Когда за нами погнались легавые, я сказала шоферу, что удрать можно, только если свалимся в машине с моста. Но он не послушал.
Джо снова отступил от струи из ее шланга.
— И что же?
— И я ему прострелила затылок. Мы ушли под воду, я выплыла, а наверху меня ждал Майкл.
— Кто это — Майкл?
— Еще один парень, который сидел у меня на крючке. Он меня всю ночь поджидал возле отеля.
— Зачем?
Она хмуро глянула на него:
— Сначала ты, а потом Альберт: мол, я не могу без тебя жить, Эмма, ты вся моя жизнь, Эмма. Завели шарманку. Мне нужна была страховочная сетка, на случай если вы друг друга порешите. Какой еще выбор у девчонки? Я знала, что рано или поздно мне придется ускользнуть из ваших лап. Ну вы были и горазды оба трендеть.
— Приношу глубокие извинения, — произнес Джо, — за то, что тебя любил.
— Ничего ты меня не любил. — Она сосредоточила усилия на особенно упрямом осколке, засевшем между двумя плитами улицы. — Ты хотел мною обладать. Как паршивой греческой вазой или шикарным костюмом. Показывать меня всем своим друзьям, спрашивать: «Правда, она цыпочка?» — Теперь она посмотрела на него по-настоящему. — Я не цыпочка. Я не хочу, чтобы мной кто-то владел. Я хочу владеть сама.
— Я тебя оплакивал, — сообщил Джо.
— Очень мило, дорогуша.
— Много лет.
— И как ты только вынес такой тяжкий крест? Боженьки мои, да ты просто герой.
Он отступил от нее еще на шаг, хотя она уже направляла шланг в противоположную сторону. Он впервые понял всю эту затею — как простофиля, которого надували столько раз, что жена не выпускает его на улицу, пока он не оставит дома часы, бумажник и мелочь.
— Ты забрала те деньги из камеры хранения на автовокзале, верно?
Она явно ждала пули, видимо опасаясь получить ее вслед за этим вопросом. Но он поднял руки, показывая, что они пусты и будут пусты в дальнейшем.
— Не забывай, ты сам отдал мне ключ, — ответила она.
Если у воров существуют законы чести, то по этим законам она права: он отдал ей ключ и она вольна была распоряжаться им по своему усмотрению.
— А та мертвая девушка? Та, чьи части тела нашли в воде?
Она выключила шланг и прислонилась к штукатурной стене своего борделя.
— Помнишь, как Альберт говорил, что подыскал себе новую девку? — спросила она.
— Как-то смутно.
— В общем, он говорил. Она сидела в той же машине. Я так и не узнала, как ее зовут.
— Ты ее тоже убила?
Она мотнула головой, слегка постучала себя по лбу:
— Когда случилась авария, она ударилась головой о спинку переднего сиденья. Не знаю, тогда она умерла или потом. Меня уже рядом не было, чтобы это выяснить.
Он стоял на этой улице, чувствуя себя дураком. Чертовым дураком.
— Ты меня когда-нибудь любила? — спросил он.
С нарастающим раздражением она обшарила взглядом его лицо.
— А то как же, — ответила она. — Может, даже несколько раз. Мы с тобой неплохо повеселились. А когда ты переставал на меня молиться и начинал трахать как следует, было и вовсе славно. Но тебе надо было сделать из этого кое-что еще.
— Что же?
— Ну, не знаю. Что-то такое более красочное. Что нельзя взять руками. Мы не ангелы Божьи, мы не эльфы из книжки про истинную любовь. Наш дом — ночь, и мы пляшем так бешено, что под ногами не успевает вырасти трава. Вот наше кредо. — Она закурила папиросу, сняла с языка табачную крошку, пустила ее по ветру. — Ты же не думаешь, будто я знаю, кто ты теперь? Не думаешь, будто я все переживала: когда же ты явишься? Мы свободны. Никаких братьев, никаких сестер, никаких отцов. Никаких альбертов уайтов. Есть только мы. Хочешь заглянуть в гости? Приглашение действует без ограничения срока. — Она пересекла тротуар, подошла к нему. — Мы всегда много веселились. Мы и сейчас могли бы повеселиться. Проводить жизнь в тропиках, считать наши деньги на атласных простынях. Свободные как птицы.
— Черт! — произнес Джо. — Я не хочу быть свободным.
Она слегка наклонила голову набок, — казалось, она смутилась и даже испытывает настоящую печаль.