— Да.
— Почему?
— Причин много, но прежде всего, потому, что мне не понравилось, как он на тебя смотрел. — Джо заглянул в карие глаза сына, глаза его покойной жены. — Ты меня понимаешь?
Томас собирался кивнуть, но вместо того медленно покачал головой.
— Ты мой сын, — сказал Джо. — А это значит, никто не смеет тебя тронуть. Никогда.
Томас моргнул, и Джо понял, что он видит сейчас в своем отце то, чего не видел никогда, — холодную ярость Коглинов, которую Джо учился скрывать всю свою жизнь. Ярость отца, ярость братьев — врожденную черту всех мужчин в их семье.
— Нужно найти дядю Диона и увезти его отсюда. Ты сможешь идти сам?
— Да.
— Не видишь дядю?
Томас показал рукой.
Дион сидел в окне магазина с дамскими шляпами, витрина которого была уничтожена автоматным огнем, и смотрел в их сторону. Лицо у него было посеревшее, как пепел, рубашка в крови, дыхание тяжелое.
Джо опустил Томаса на землю, и они подошли, хрустя башмаками по битому стеклу.
— Куда попало?
— В грудь справа, — сказал Дион. — Похоже, навылет. Я почувствовал, как она вышла. Представляешь?
— И рука, — сказал Джо. — Черт возьми!
— Что такое?
— Рука, рука у тебя задета. — Джо сорвал с себя галстук. — Здесь же артерия, Ди!
В правой руке Диона из раны толчками хлестала кровь. Джо перетянул руку своим галстуком.
— Идти сможешь?
— Слушай, я задыхаюсь.
— Это я слышу. Но идти сможешь?
— Только если недалеко.
— Далеко и не требуется.
Джо подсунул руку под левое плечо Диона и поднял его с подоконника.
— Томас, открой заднюю дверцу. Ладно?
Томас подбежал к машине Диона. Но замер перед телом Фредди, как будто тот мог очнуться и броситься на него.
— Томас!
Томас открыл дверцу.
— Молодец. Запрыгивай вперед.
Джо опустил Диона на сиденье.
— Ложись.
Тот подчинился.
— Подтяни ноги.
Дион подтянул ноги на сиденье, и Джо захлопнул дверцу.
Обходя машину, чтобы сесть за руль, он увидел на другой стороне улицы Сола Романо. Сол поднялся на ноги. Точнее, на одну ногу. Другая висела в воздухе, он стоял, опираясь на то, что осталось от машины Джо, и тяжело дышал. На самом деле даже сипел. Джо навел на него револьвер.
— Ты убил брата Рико. — Сол сморщился.
— Совершенно верно. — Джо открыл дверцу с водительской стороны.
— Мы не знали, что в машине твой парнишка.
— А он там был, — сказал Джо.
— Это тебя не спасет. Рико отрежет тебе голову и сожжет.
— Прости за ногу, Сол.
Джо дернул плечом и, поскольку говорить больше было не о чем, сел в машину. Он сдал назад и так и поехал задом, уже слыша полицейские сирены, которые мчались к кондитерской с запада и севера.
— Куда мы едем? — спросил Томас.
— Тут недалеко, всего пара кварталов, — ответил Джо. — Нужно убраться с этой улицы. Как ты там, Ди?
— Как дохлая устрица. — Дион не сдержался и негромко застонал.
— Держись.
Джо завернул на Двадцать четвертую улицу, переключил передачу и поехал на юг.
— Удивительно, что ты приехал, — сказал Дион. — Ты ведь никогда не любил марать руки.
— При чем тут руки? — сказал Джо. — Беда с волосами. Ты только посмотри. А у меня как раз закончился бриолин.
— Подумайте, какой неженка. — Дион закрыл глаза, чуть улыбаясь.
Томас никогда в жизни не испытывал такого страха. У него пересохли язык и нёбо. Пыльный ком стоял в горле. А отец в состоянии шутить!
— Папа, — позвал он.
— Да?
— Ты плохой?
— Нет, сынок. — Джо заметил на рубашке Томаса следы рвоты. — Я просто не особенно хороший.
Он привез всех в негритянскую ветеринарную клинику в самой неказистой части Четвертой улицы Браун-тауна. В переулке за клиникой у ветеринара был гараж, легко терявшийся между ржавыми навесами и забором из колючей проволоки, которые пристроили соседи: скупщик автохлама и истребитель насекомых-паразитов. Джо велел Томасу оставаться с Дионом и, прежде чем сын успел ответить, выскочил из машины, пробежал по переулку и скрылся за белой, покоробившейся из-за жары дверью.
Томас оглянулся на заднее сиденье. Дядя Дион уже сидел, но глаза были наполовину закрыты, и дышал он коротко и отрывисто. Томас посмотрел на дверь, за которой скрылся отец, затем — в переулок, где вдоль забора бегали две бродячие собаки, рыча друг на друга, если одна из них оказывалась слишком близко к другой.
Томас развернулся на сиденье:
— Я очень боюсь.
— Только дурак не боялся бы, — сказал дядя Дион. — Опасность еще не прошла.