— Явился, герой… — и приглашающе качнул головой в сторону кабинета.
У Дмитрия Нилыча, как всегда, было сумрачно, так что в первые секунды Константин промаргивался от солнечных пятен, что наловил, пока хромал по коридорам, покрытым натертыми плашками светлого паркета.
— Здравия желаю, тащ по… — начал Константин с желанием, чтобы Дмитрий Нилыч обозначил себя голосом в этом полумраке.
— Заходи, заходи, не стесняйся, — послышалось откуда-то сбоку, оттуда же доносился запах табачного дыма. — Да ты садись. Находишься еще.
Нашарив ближайший стул, Константин уселся, скромненько пристроив трость между коленей.
Константин пытался вспомнить, где мог ошибиться в обработке писем, где мог что-нибудь упустить, не обратить должного внимания на важные сведения, но в городе вроде бы ничего важного не случалось за последние дни и даже пару недель, да и в целом все было относительно тихо. Анонимки, касавшиеся уголовщины, он перенаправлял в МВД, как обычно следуя инструкции межведомственного сотрудничества, при этом не терял бдительности и давал знать коллегам, если попадалось хоть что-то более подозрительное, вроде писем о странно тихих сборищах по такому-то такому-то адресу, запахе канифоли из квартиры соседей или просьбы отреагировать на стук печатной машинки за стенкой — мало ли, машинка не зарегистрирована, никому не хочется неприятностей.
— Ну и что там граждане пишут интересного? — спросил Дмитрий Нилович. — Не дают хоть затосковать? Радуют историями?
— Да какие истории, товарищ полковник? — развел руками Константин, пытаясь сообразить, к чему эти вопросы. — Больше всего на алкоголиков жалуются, которых по профсоюзной линии не могут пропесочить толком. На спекулянтов. На работников торговли, которые товары зажимают. Кто-то пытается соседям подкузьмить анонимкой за старые обиды. Насчет самогоноварения есть сигналы. Психов хватает, не без этого: кто-то диверсантов видит, где их нет, кто-то шифр в «классиках» на асфальте. Достает, в общем, веселья.
Дмитрий Нилович слегка прокашлялся, задумчиво сказал: «М-да, понятно».
— Но, если разобраться, куда мне еще? — продолжил Константин. — Я же все понимаю. Толку от меня сейчас немного. Делаю что могу.
— Чё-т ты нагоняешь грусти, старлей, — прокряхтел полковник, сел в кресло, включил лампу, и Константин нехотя поглядел в его наполовину обожженное лицо, оба глаза полковника: обычный и стеклянный — смотрели с одинаковой внимательностью. — Может, и мне, скажешь, на покой пора, и во мне смысла немного, раз у меня не всего хватает? М-м?
— Никак нет, товарищ полковник, — помедлив, возразил Константин.
— Ясно все с тобой, — тоже помолчав, вздохнул Дмитрий Нилович и откинулся на спинку кресла.
С минуту полковник задумчиво постукивал крепкими пальцами по столешнице. Громко тикали напольные часы позади Константина. С улицы, откуда-то издалека, доносились звуки пинков по мячу и детские крики: «Мне давай! Мне пасуй, каракатица!»
Полковник щелкнул портсигаром, дунул в папиросу, снова прошел к подоконнику, чиркнул спичкой, но курить не стал, а погасил ее несколькими взмахами и сказал словно в пустоту:
— У той чокнутой драконьей бабы, которую ты спас, дочка пропала.
Сердце Константина стукнуло невпопад, и слабая судорожная боль, привидение той, настоящей боли, которую он испытал, когда получил ранения, слегка отдалась в спине и шее. Промелькнуло воспоминание: яркая синяя лужа, похожая на разлитую краску, растекшееся по полу мороженое.
— А при чем тут, извините, я? — осторожно спросил Константин.
— Вот и я не знаю при чем, — заметил полковник. — Не я с драконами переписываюсь.
— Это нечасто происходит, — ответил Константин, стараясь, чтобы слова не звучали как оправдание. — И большинство не я прислал, а мне с той стороны Зеркала прислали. А я отвечаю согласно инструкциям. Иначе как? — В нем слишком быстро накопилось раздражение, которое он вроде бы сумел удержать, но все же ляпнул: — В конце концов, вы в курсе переписки. Можно было намекнуть, если сомневаетесь, что у вас сотрудник как-то не так себя ведет, тем более все читается, проверяется, как-нибудь цензурируется, в чем я не сомневаюсь.
— Да, блин, Костя, не кипятись ты, — зевнув, перебил его Дмитрий Нилыч. — Понятно, что не ты. Скорее всего, это их какие-то трения. У них там, это, как его, дай бог памяти. Стрийное наследование, что ли, черт их разберет. Мужчина у женщины наследует титул, если у нее он есть, а потом наоборот — женщина у мужчины, и женская линия важна при наследовании. Ну и за время войны муж у той драконихи крякнул благополучно, затем наследовала его сестра, но у нее детей не было. Затем и сестрица загнулась, потом дядя какой-то левый выплыл, но он долго не протянет, и сейчас выходит, что девочка, которая потерялась, — будущая наследная герцогиня. Так что может получиться, что это ее кто-нибудь из родственников по женской линии и потерял на всякий случай. И мы тут не при делах.