— Да это нормально, — утешил Константин. — Все как-то ничего не учат, а все равно выучиваются.
— Просто непонятно, зачем иероглифами писать, если можно слоговыми знаками, как вот в учебнике, в пояснительной части к иероглифам.
— Так уж повелось, — вздохнул Константин. — Мы это у драконов переняли, а они это придумали. Сейчас поздновато переделывать все газеты, журналы, вывески, — не находишь?
— Не знаю, я драконов, по-моему, больше ненавижу не за войну, а за иероглифы.
Константин рассмеялся, аккуратно опуская себя в кресло в углу комнаты.
— Зато они и коммунизм придумали, а мы его строим, — возразил он. — А у них реакционные силы пришли к власти, и драконы откатились назад в своем общественном развитии. Мы теперь самый передовой строй на всей земной плоскости.
— Все время слышу на уроках и на политинформации «силы реакции, силы реакции», а что это вообще? — спросила Наталья.
— Ну, это те, кто пытается все вернуть как раньше. Это как если бы у нас царскую власть вернули вместо власти рабочих и крестьян. И ты бы сейчас не над иероглифами сохла, а ишачила где-нибудь прачкой за несколько рублей в месяц.
— А вы, дядя Костя? Где были бы вы?
— Не знаю, но тоже ничего хорошего.
Таблетки, которые он проглотил по дороге домой, подействовали, и отступившая боль позволила смотреть на мир чуть веселее. А попав наконец в ванную, умывшись и переодевшись, Константин так и вовсе почувствовал, что все не так плохо. Что трудного пройти с проводником по летнему лесу, ну да, с тросточкой, но на иллюстрациях в книжках про походы и путешествия персонажей часто рисовали с альпенштоками, а альпеншток отчасти трость, так что Константин получался отчасти путешественник из книжки.
Еще и Волеговы принялись кормить его борщом на общей кухне, и могло создаться впечатление, что ничего не изменилось и все, как прежде, как многие месяцы до этого.
— На рыбалку, значит, едешь, — хитро сощурился Волегов-старший.
— Вот как тут можно что-то в секрете утаить? — притворно возмутился Константин.
— А можно! — рассмеялась Волегова-мать. — Невесты тебе еще не доложили? Вроде постоянно у тебя вертятся, а молчали! Наверно, сглазить боялись. Мы ведь в новый дом переезжаем скоро. Приходи на новоселье. Трехкомнатную дают. Да и потом ждем в гости.
Константин смутился:
— Да как-то неловко.
— Да что неловко-то, господи? — возмущенно вскинулся Волегов-старший. — Не чужие люди! Таскал же ты Наташке яблоки, пока она на вытяжке лежала.
— Так я в больницу и так ходил, мне все равно нужно было на процедуры, — стал оправдываться Константин.
— Да ну тебя! — сказал Волегов-старший. — Молодой ты еще. У тебя вот до сих пор наверняка убеждение, что люди, которые рядом, никуда не денутся, потому что все вроде бы всегда под рукой. Раз люди живы, то они у тебя как бы есть постоянно, будто в кармане спрятаны, и ты их в любой момент можешь оттуда достать. А потом выходит иногда, что зря не ходил в гости без повода, что вот пары встреч, которым не придал значения, а их и не хватило для того, чтобы потом себя не чувствовать дураком. В общем, мы тебя будем вызванивать, а ты будешь появляться на пороге.
— Ну, если Ната еще чего-нибудь себе сломает, так и быть, приду, — пошутил Константин и тут же сплюнул через левое плечо и постучал по столу; добавил, обращаясь к матери девочек, потому что именно она решала, можно дочерям что-нибудь или нельзя: — Вы слышали, Мария Павловна, меня дома не будет неделю, пусть, если нужно, Наташа у меня занимается вечерами. Хоть всю ночь догоняет по иероглифам.
— Спасибо, Костик, — поблагодарила Волегова-старшая. — Будем надеяться, что ей все лето учиться не лень мешала, а то, что отдельной комнаты нет.
Только ночью, когда квартира окончательно затихла, Константин осторожно достал из шкафа рюкзак, предназначенный для экстренных случаев, и осмотрел лежавший там сухпай на три дня, смену одежды, чиркнул спичкой по одному из спрятанных в жестяную банку коробков — вдруг отсырели. Все оказалось в порядке. Константин вытащил из-под кровати спальный мешок и пенку, примотал к рюкзаку. Достал из чемодана в углу походное обмундирование. Зачем-то потратил время на то, чтобы почистить сапоги. Все это он мог сделать и при всех, но не хотел советов и лишнего внимания. А вот батарейки к драконьему стилету на людях проверять не стоило, иначе пришлось бы лишний раз врать, зачем это ему понадобилось. Ни с какими другими элементами питания перепутать их было невозможно. Вытянутые, похожие на толстые незаточенные карандаши, они не годились ни для фонариков, ни для радиоприемников, ни для игрушек. То есть можно было их как-нибудь приспособить под все эти дела, самому сделать электроприбор, что запитывался бы от них, но тут могли возникнуть вопросы, откуда у человека изделие с серийным номером, выдаваемое лишь под роспись исключительно некоторым государственным служащим, предназначенное только для того, чтобы устанавливать его в один вид оружия — и больше ни для чего. Кроме особенных случаев их и сдавать приходилось под ту же роспись.