Квентин отгибает одеяло, смотрит на повязку. Пробит левый бок, и ему не интересно, задето что-то жизненно важное или нет. Крови вдвое меньше, значит заживает. Удивительный все-таки у Питера организм, всегда может сдать себя на опыты. А потом и на органы.
К счастью, Квентину не нужно предпринимать дополнительных действий.
Тот вниманию не сопротивляется, только дергается и учащенно дышит. Жить будет. Квентин не спешит его радовать этим известием, выпрямляется и смотрит в запавшие глаза.
В сознании. Еще лучше. Квентин не меняется в лице, отворачиваясь от кровати. Раздражает.
— Не уходи.
Квентин останавливается на половине шага и вновь окидывает его нечитаемым взглядом, проверяя, не послышалось ли. Питер свернулся, как побитый щенок, смотрит умоляюще. Он не бредит, ему просто страшно. Забавно. Как легко ломается гордость.
Он не внемлет просьбе, оставляет Питера исходиться своими страхами. Вместо этого уходит в ванную отмывать руки ледяной водой. Смотрит на себя в зеркало, задаваясь вопросом, почему все это терпит. Он крайне щепетилен ко всем вмешательствам со стороны, тем более помощи кому-то кроме себя. Так почему?
Умывшись, Квентин возвращается в спальню. Паркер удивленно открывает глаза, когда Квентин опускается рядом и протирает холодным полотенцем его лицо и шею. У Питера загнанный взгляд и влажная горячая кожа. Все сейчас в нем отвратительно Квентину — должно бы быть. Он слаб, беспомощен и жалок. Еще и подбит выстрелом. С ним сейчас неинтересно и, думая обо всем этом, Бэк залезает под одеяло, разрешает Питеру подползти, устроиться у него на плече. Его бьет мелкая дрожь и он быстро дышит, отчаянно впиваясь пальцами в трикотажный свитер Квентина. Новый. Поджав губы, Бэк отрывает руку Питера от одежды, заменяет своей ладонью. Тот замирает на мгновение, разбирая в полумраке происходящее, и переплетает свои пальцы с его.
Квентину страшно, что Питер это запомнит. Момент его слабости, доказательство, что ему не похер. Спасти лучшего врага почти долг чести, но вот сидеть у его кровати, тем более успокаивать — это сложнее. От Питера одни сплошные проблемы, и как бы Бэк не пытался ему это втолковать — тот упорно не верит.
Проходят долгие мгновения, прежде чем Питера постепенно отпускает судорожная дрожь и немного спадает жар, но дыхание по-прежнему жалит Квентина около шеи. И когда Питер наконец забывается утренним сном, Квентину вновь становится страшно,
что Питер это забудет.
========== 18. ==========
Квентин спотыкается на ровном месте. Он выходит из лифта и неведомая сила прижимает его к двери собственной квартиры. Сердце стучит очень быстро, хочется биться головой о стену, отбивая одно слово.
Осборн.
Квентин определенно умирает — в голове все звенит и рушится. Квентин прижимается щекой к двери — та гниет изнутри. Он гниет снаружи. Все прозаично. И он уже не в коридоре — каким-то образом попал внутрь, даже не заметив. Просочился.
Квентин не сразу понимает, что смотрит на Питера. Тот появился из ниоткуда. Что он здесь делает?
— Ты просил меня прийти.
Квентин этого не помнит. Он просил?
— Полчаса назад звонил.
Квентина удивляет, что Питер отвечает на его вопросы, хотя он ни слова не произносит. Он упирается затылком в дверь, ощущает, как впечатывается в нее словно желе, и тщетно пытается сфокусировать взгляд на Паркере.
— Что с тобой?
Время течет как-то странно, Квентин может его ощупать, но вместо этого пытается удержать свое сознание. Так и норовит выплеснуться. Ему чертовски плохо.
— Квентин? — голос Питера звучит откуда-то издалека, но с каждой минутой все настойчивее. — Посмотри на меня. Тебя чем-то накачали? Скажи что-нибудь!
Квентину кажется, что он медленно съезжает по двери на пол. Съезжает с айсберга собственного великолепия. Его что-то удерживает от соприкосновения с землей, он хватается за камни. Скалы его обнимают и поддерживают, но вот он опять проваливается в трясину.
Когда Квентин открывает глаза в следующий раз, он видит Старка. Тот устроился напротив и смотрит на него мертвыми глазами. Квентину кажется это чертовски ироничным.
— Ты знаешь, как часто творцы использовали в музыке образы мертвых детей?
Он обращается к Старку, надеется его спугнуть. Посмотри на своего пацана, будто говорит Квентин, он бы отлично вписался в ряд муз, вдохновляющих стариков-извращенцев. Тони не реагирует, и уходить не собирается. Он настолько мертвый, что Квентину смешно.
— Что с тобой сделали? — повторяется вопрос где-то в голове, и Квентин пытается сфокусироваться на нем. Проходит невозможное количество времени между этим и вторым уточнением.
Осборн, думает Квентин. Все они похожи. Старки, Осборны, они думают, что могут управлять чужими жизнями. Норман ведь только-только рассказывал про галлюциноген, вызывающий кошмары наяву. Хочет подчинить себе Нью-Йорк. Не признает технологии, а вот сама идея ему понравилась. Еще один ублюдок, который крадет его идеи.
С этими мыслями Квентин понимает, что ему нечем дышать. Шею сдавило что-то мягкое и липкое, дыхательные пути забились. Он пытается содрать пальцами эту вязкую паутину с горла, но та упорно не поддается, заползает на его руки, не позволяя себя содрать. И она кричит.
Кричит на него.
–… перестань! — паутина держит его руки еще крепче. — Это твоя водолазка, хватит!
После недолгого сопротивления раздается звук рвущейся ткани, и Квентин может дышать. Неплохо. Он концентрируется посвежевшим взглядом на месте, видит свои руки. Под ногтями откуда-то взялась кровь. Неважно. Видит Питера, понимает, что он в собственной гостиной, полулежит в кресле. На диване по-прежнему восседает Старк. Не хочется на него смотреть, поэтому он переключается на Питера.
Квентин думает, что он мог бы вырезать Паркеру глаза. Его так бесит этот встревоженный взгляд, как будто с ним, Квентином, что-то не так.
Он постоянно так на него смотрит, разве нет?
— Ты вырос, — говорит он Питеру. Тот правда подрос на несколько дюймов. Или парочку футов.
— А ты даже не можешь встать.
Квентин удивляется, как холодно звучит голос Питера. Он возвышается над ним, смотрит свысока.
— Ты ни на что не способен. Даже на такую мелочь.
Квентин морщится, силится подняться с кресла, но все мышцы будто одеревенели. Конечно, он может, это же легко.
— Тони это тоже знал. Ты жалкий.
— Я не жалкий! — рычит Квентин, не в силах слушать эту ересь. Питер восхищается Старком, тот ему заменяет солнце, а на него смотрит снисходительно.
Он не жалкий, не жалкий, НЕ ЖАЛКИЙ
–…давай, осталось еще немного.
Квентин приходит в себя на пороге спальни, и Питер опускает его на кровать. Бэк вновь не уверен, что это по-настоящему.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Говорю что?
— Я не слабый, я… Сам… Я все сам, я, убирайся.
Квентин силится отмахнуться от Питера, но тот сдирает с него кожу заживо и льет сверху раскаленный воск. Умирать становится не так страшно.
Когда Квентин просыпается в следующий раз, он понимает, что его правую руку заковали в наручники.
— Решил сдать меня Фьюри, — говорит он, — облизывая пересохшие губы. Этого он точно не страшится, но мерзко, что Питер опустился до такого.
— Я не собираюсь тебя никуда сдавать, ты у себя дома. Пожалуйста, не шевелись, тебе станет легче.
Питер никогда ему так много не врал, думает Квентин, и с этой мыслью вновь умирает. Хоть бы и навсегда.
19.
Бэк открывает глаза ранним утром. Взор туманится, в горле пересохло, но сознание просыпается от физического волнения— он отлично чувствует каждую клеточку своего тела, особенно, поселившиеся в ней боль и огонь.