— Я не работаю на Осборна и его шайку, — ожесточенность повисает в воздухе и Квентин зло смотрит на Питера. Мельком и остро. Питер не вздрагивает, но взгляд отводит.
Бэку проще с Питером говорить на серьезные темы, когда он в костюме и желательно вне его дома. А не когда с трудом тянет на семнадцать, сидит перед ним, заспанный и с растерянным взглядом. Питера в такие моменты хочется прятать от всего мира, пусть Квентин себе в этом никогда не признается.
— Мне уйти?
— Сиди уж, — насмешливо тянет Бэк, на самом деле не желая его прогонять. Только Питер такому снисхождению не радуется. Почему-то.
— А стоило бы, — бормочет он, сворачиваясь на диване.
— Да что ты?
Питера тут же тянет оправдаться, но он усмиряет порыв.
— Я же не читаю твои мысли. Вот что ты сейчас делаешь?
— Если бы я хотел тебя подставить — я бы сделал это, — зато Квентин с легкостью читает его. — Видишь ли, с твоей анонимностью это не требует усилий. Ты не сможешь оправдаться.
— И почему ты этого не сделал?
— Всему свое время.
Питер не отвечает. Квентин возвращается к экрану, покрытый синеватым освещением. Придает чертам его лица выразительности.
Квентин очень умен. Дело не только в технологии, голограммах, уровне организации, но и в реализации. Питер всегда помнит, что нужно бояться его расчетливости, что он вполне может быть прямо сейчас втянут в очередной план. И все же, ничего не предпринимает.
Есть в этом какая-то ирония, думает Питер, сворачиваясь на диване. Когда он полностью доверял Квентину, то нарвался на самый большой обман в своей жизни. А теперь находится в постоянном напряжении и становится параноиком, но ничего не происходит.
Может, все еще впереди.
— Чего бы тебе хотелось?
Неожиданный вопрос вытягивает Питера из размышлений и он сталкивается взглядом с Бэком. Тот смотрит спокойно. Ответ один — нормальной жизни. Но Питер не совсем понимает, что именно хочет услышать Квентин.
— Сдать экзамены. Поступить в колледж, — говорит он первое, что приходит на ум.
— И все? — Квентин ухмыляется. — Пришел бы ко мне на стажировку.
— К тебе? — выразительно хмыкает Питер. — Ты тоже на работе со всеми так обращался как со мной?
— Я был хорошим начальником. Получше некоторых.
Питер издает недоверчивый смешок, игнорируя шпильку в сторону известно кого. Квентин приподнимает брови.
— Не суди о том, чего не видел.
— Иногда я поражаюсь, как ты выворачиваешь все в свою пользу.
— Я говорю правду, только правду и ничего кроме правды, — искривляет губы Квентин.
Питер вспыхивает, как спичка.
— Только тебе можно критиковать работу всех, только ты можешь судить со стороны?
— Опыта у меня побольше, чем у тебя будет. И я хотя бы не производил оружие половину своей жизни.
— Ты занимаешься этим сейчас.
— Нет, Питер. Я не вкладываю никому в руки пистолет и не нажимаю на курок. Люди сами делают выбор верить мне или нет. Ты, кстати, в их числе.
В такие моменты между ними всегда разливается изморозь, покрывающая лужи на улицах в первый морозный день. Квентин развлекается тем, что давит, но не продавливает лед. Лишь наблюдает за расползающимися трещинками паутины.
Питер предпочитает промолчать. С каждым разом все проще.
— Ладно, иди сюда, — отрывается Квентин от панели, встает на ноги, приглашает Паркера.
Питер рефлекторно напрягается, когда вслед за словами Квентина вверх взмывает парочка дронов. В готовности дать отпор он подскакивает с дивана.
— Ты что делаешь?
Квентин подавляет вздох, наблюдая за Питером. Тот чуть ли не боевую стойку занимает, ожидая подвоха.
— Ничего, что заслуживает столь бурной реакции. Хотя…
Питер приподнимает брови, когда Квентин нажимает что-то на панели, а после обходит его, оказываясь со спины. Подмигивание парящих за ними дронов не сулит ничего хорошего и Паркер порывается развернуться.
— Успокойся. Все испортишь, — с нотками раздражения смотрит на него Квентин. Но сегодня он по-особому терпелив, потому что разворачивает Питера обратно. И неожиданно закрывает ладонями его глаза.
— Да что такое? — возмущается Питер, укрытый темнотой и порываясь уловить, где дроны — те совершенно бесшумные.
— Тише.
Питер невовремя думает, что у Квентина теплые руки, и сам он такой же. Уютный. Через пару секунд тот опускает ладони, но темнота не уходит.
— Открывай.
Минутное замешательство — и у Питера дух захватывает, когда перед взглядом фокусируются бескрайние просторы. Перед ними расстилается ночной город с высоты птичьего полета. Он бы точно отшатнулся от края, не будь позади Квентина. Пугает не столько высота, сколько дезориентация.
— Не бойся, — тот обнимает его за плечи.
— Это… Мы где? — интуитивно Питер угадывает ответ раньше, чем Квентин его озвучивает.
— Кажется, я испортил тебе свидание на Эйфелевой Башне, — Квентин усмехается ему на ухо, — к слову, обычно здесь тысяча туристов. Лишаю тебя удовольствия от толпы.
Переводя дыхание, Питер оглядывается, понимает, что они на смотровой площадке. Пустой и безлюдной. А под ногами целый мир. Париж. И Марсово поле, и будто вычерченные по линейке улицы, бесконечные крыши домов. И все это подсвечено мириадами искусственных огоньков, по улицам разлилась золотая пыльца.
— Ого, — выдает он уже искреннее, вглядываясь в детализацию. В переплетениях дорог виднеются цепочки машин и автобусов, удается даже разглядеть туристов. Если бы не знал — спутал бы с реальностью. Все это настолько вживую, что хочется спикировать вниз на паутине. И красиво безумно.
— Ты был здесь?
— Лет десять назад… Двенадцать, — кивает Квентин, порываясь что-то добавить, но продолжает наблюдать за Питером, который вглядывается в горизонт. Квентин решает не акцентировать внимание на том, что его руки по-прежнему держат Питера, хотя тот уже привык к картинке. Знает, что стоит только сделать шаг вперед, наступить на воздух — и магия пропадет
— Мог бы зарабатывать на искусственных панорамах, — немного расслабляется Питер.
— Всегда мечтал о таком хобби.
— А вдруг кто-то хотел всю жизнь оказаться на Си-Эн Тауэр, но не сложилось, и он ударился в злодеи?
Питер говорит на полном серьезе, завороженно оглядывая ночную Францию. Квентин недоуменно на него смотрит несколько секунд, а после смеется. Пожалуй, что искренне.
========== 17. ==========
Квентин потирает уставшие глаза, отрываясь от синего экрана. Так себе у него фриланс выходит, кино собственного производства остается непризнанным на больших экранах, зато остается надолго в памяти у жертв. Тех, до кого нужно добраться, вытрясти информацию и исчезнуть, оставив зеленую дымку. Это все требует усилий и вложений. И лучше делать все самому.
Квентин откидывается в кресле, поглядывая в сторону спальни. Там кровью истекает Питер. Надо верить, что регенерирует. Когда Квентин из него вытаскивал пулю, красным залило все покрывало и полотенце. Питер перенес все стоически, практически молча, как и подобает герою его сорта. Да и героям вообще.
Квентин понимает, почему он приполз к нему — тетушка с ума сойдет, если увидит, а подросткам не рассказывают, что делать, если в них выстрелили из огнестрельного. Питеру не всегда везет, но вот вопрос — с чего он решил, что сдался Квентину? Без спросу появился в дверях, эгоистично ожидая помощи. Это же про хороших, а злодеи сами за себя.
Бэк переводит взгляд на опустошенный стакан из-под кофе, давит желание разбить его о стену. Собирать стеклянную крошку потом нет желания. Вместо этого он идет к Питеру.
Тот свернулся на его кровати, запутался в одеяле, замарал кровью простыни. И своим запахом тоже. Еще в дверном проеме Квентин понимает, что дело плохо — из-за запаха. В воздухе витает ощущение болезни.
На Питера не действуют лекарства, хотя Квентин откопал в холодильнике ампулы обезболивающего; на него не действуют обычная помощь, организм спасает сам себя. Ночью тяжелее, конечно, но он дышит — и это уже неплохо.