- Я помню одну засуху, - сказал Мутило. - Я на дне лежу, а из воды нос торчит и все остальное...
Промочили горло, чтобы не было засухи.
- Тебе что ж, там и поговорить не с кем? - спросил водяной.
- А получается, что не с кем, - пригорюнился князь. - Окул Вязовый Лоб из кузни не вылезает, постоянно денег требует - из нашей-то руды не всякая сталь получается. Ругаемся до синевы. Беломор вечно своими делами занят...
Народ на дружинников жалуется. Я им толкую: не надо бояться человека с мечом! Нет, все равно пугаются...
- А жена?
- А что жена? Жена есть жена... - Жихарь пуще пригорюнился.
- Жена есть жена, - передразнил Мутило. - Надобно и за нее выпить... Э, самое-то главное не сказал: детки-то пошли у вас?
- Две дочки, - ответил Жихарь. - Нынче сына ждем. Непременно будет сын, все бабки говорят. Она у меня и разумница, и обращение знает, и понятия всякие, только ведь она природная княжна, а я...
- Нашел о чем печалиться, - хмыкнул Мутило. - Слава о тебе и под водой идет, до морей уже добежала.
- Слава - не родословие, - сказал Жихарь. - Она, Карина моя, то ничего, а то как возрыдает! Ищи, говорит, корни свои, иначе наследник безродный появится, настоящие князья у него живо отнимут вотчину!
- Глупости какие, - скривился Мутило. - Как это вы, люди, любите сами себе жизнь усложнять! Это бабские причуды - ведь и рыба с икрой, бывает, чудесит. Жен-то воспитывать надо - что на суше, что в омуте. Вон по моей русалке разве что печка не ходила, да и то потому, что не положено под водой печи складывать. Зато теперь по одной половице плавает. А сперва-то как причитывала: кабы не ты, изверг, говорит, была бы я теперь прекрасной ундиной в Бонжурии! Врешь, отвечаю: кабы не я, ты бы сейчас на Туманном Острове в холодном Несс-озере страшилой работала! Ей и возразить нечего...
- Богатырям женщин бить не полагается, - сказал Жихарь. - А князьям тем более. Мы ведь не мужики сиволапые!
- Вон ты как заговорил, - хихикнул Мутило. - А откуда же взялась поговорка:
"Князьями не рождаются - князьями становятся"?
- Становятся, это верно, - ответил Жихарь. - У князей ведь и ум устроен не как у прочих людей. Сам в себе замечаю перемены великие! Едешь, бывало, вдоль рубежа, глянешь направо, на родное Многоборье, и думаешь: "Это мое".
Глянешь налево, на соседскую землю, и вдругорядь мыслишь: "А ведь и то, если вдуматься, - мое же!" И страшно становится, и глядишь на себя, как на чужого человека, к тому же противненького... Блин поминальный, да как тяжело-то! Одна надежда - что сын вдруг возьмет и возмужает в один день. У меня такое уже бывало. Тогда сложу я с себя знаки власти, посажу его на престол, а сам поеду подвигов искать... Веришь ли - недели для себя не выкроишь! Ну, давай, за княгиню, за дочерей...
Они еще раз подняли чарки, опростали их и оба задумались.
- Хорошо, когда только сам за себя и отвечаешь, - продолжил богатырь свои страдания. - А тут об каждом думай! Это какую же голову иметь надо!
Чей-нибудь дитенок в яму сверзится - дура-мать не досмотрит - а ты мучаешься, словно сам виноват...
- Это оттого, что у людей в нагрузку к душе еще и совесть прилагается, - наставительно сказал Мутило. - То ли дело нам! Не хватало мне еще всякую икринку обихаживать, в улиткины заботы вникать! Конечно, когда среди рыбы замор начинается, надо что-то делать, так это же в редких случаях...
Чувствую, что не боятся тебя - отсюда и все беды.
- Я не Гога с Магогой, чтобы от меня людям шарахаться, - сказал Жихарь и чуть не заплакал.
- Ладно, что-нибудь придумаем. Будь проще - и люди к тебе потянутся! важно сказал водяной черт, словно век занимался княжескими делами. - Как там Демон существует? Оклемался или нет?
Жихарь невольно расхохотался и даже утешился. На свадьбе Демон Костяные Уши, как старший по возрасту (свету белому ровесник), назначен был тысяцким; побратимы же новоиспеченного князя пребывали в звании простых сватов и дружек. От такой чести Демон возгордился неслыханно и взмыл в небо, да так высоко, что достиг областей, где всякий воздух кончается и начинается вечный мороз. Там Демон мигом застыл в ледышку и рухнул вниз, где ему суждено было разбиться на мелкие кусочки. Но гуляли, к счастью, не в княжеских палатах, а на берегу пруда - чтобы было где остужать хмельные головы. Демон туда и ухнул, а Мутило кинулся доставать. К вечеру тысяцкий оттаял, пришел в себя, но стал малость заговариваться, а демонята, уже приспособившиеся к почтовой службе, жаловались потом, что, мол, папаша стали какой-то отмороженный.
- Оклемался, - сказал Жихарь. - Только во время разговора пальцы врастопыр держит, - и показал, как именно держит нынче пальцы Демон Костяные Уши.
Выпили и за отмороженного. Водяник навалился на людскую стряпню - после зимней спячки все равно чем брюхо набивать.
- Может, пару утушек изловить да зажарить? - предложил Мутило, видя, сколь быстро изводится закуска.
- Не вздумай! - нахмурился рыжий князь. - Они сейчас гнезда вьют, я всякую охоту на это время запретил...
- Это ты своим запретил, - сказал Мутило. - А щуке попробуй запрети! Она такой визг подымет! У меня, гляди, вон какой рубец остался!
- Не боятся они тебя, - подковырнул Жихарь. - А ведь Гремучий Вир на моей земле - стало быть, и законы мои...
- Под водой живут не законом, но обычаем, - заметил водяник. - Ладно, это все пустословие, давай про родословие. Всякий князь, известное дело, свой род к богам возводит. Вот и про тебя века через два-три сочинят, что, мол, Перуну внучек, Яриле сыночек...
- Уже сочиняют, - нахмурился Жихарь. - Дескать, дочка мельника из-за меня здесь утопилась, а сам мельник одичал с тоски и превратился в ворона здешних мест...
Мутило хлестко всплеснул перепончатыми лапами:
- Ну люди! Ну ума у них! Откуда же на озере взяться мельнице с мельником!
Это же не запруда! Однако терпи, раз героем стал. Еще и не такое про себя услышишь... Если доживешь до беззубых лет... Высоко залетел, надо быть скромнее. Вот мне по молодости, помнится, предлагали одно озерко далеко-далеко на восходе. Там не озеро, а целое пресное море, по нему в бурю и волны морские ходят. Так я отказался.
- А чего так?
- Волны, говорю, ходят в бурю человек знает какие и рыбацкие лодки переворачивают в холодающую воду. Утопленников полно. А я здесь и с одним-то замучился каждый день ему заделье придумывать, чтобы глаза мне не мозолил. Там же таких целая ватага. Ну, мой-то старательный, скоро будет на чин водяного испытание держать, найдут и ему водоем...
- Постой, постой! Так водяники, выходит... Вон как! Чего же про тебя говорили, что ты полукровка, ведьмин сын?
- Люди говорили, - уточнил Мутило. - Люди. Вы вечно все переврете... Сам ведь такой же... Брехло, хоть и князь... Не может у водяника с человеческой бабой, даже и с ведьмой, быть потомства.
- Это верно, - согласился Жихарь и потряс бутылью, словно от этой тряски зелена вина могло прибавиться. - Все мы врем и подвираем, а правду только вино и способно выгнать на свет. Ведь и меня не ведьма поедучая в печку пихала, а простая старушка. Квелый да чахлый был я во младенчестве, вот она меня из разбойничьей избы забрала и к себе принесла лечить, а я по глупости на весь лес орал: "Кот и Дрозд, спасите меня!" Бабка меня обмазала тестом и сунула на лопате в печь - чтобы, значит, дошел до полной силы... После этого полагается дитя еще поганым корытом накрыть, а потом из-под корыта достать, будто бы заново народившегося. Но тут прибежали Кот с Дроздом, видят такое дело, собрались бабку зарезать по обвинению в людоедстве, да она того не дожидалась: в окошко сиганула, как молодая. А потом сочинили и про ведьму, и про мои малолетние подвиги...
- Правда и без вина вылезет, - наставительно сказал Мутило. - Меня маленького та же самая бабка сюда, на Гремучий Вир принесла от родимчика пользовать водою с лунной дорожки. А люди подумали, что топить. Базлали так, что я перепугался, со страху бабке чуть нос не откусил, затрепыхался и в воду ухнул. О чем, кстати, не жалею. На земле бы я уже давным-давно состарился и помер. А в воде и человек медленно движется, и время не скоро идет. Хорошая ведь бабушка была, ославили ее зря...