И вижу я картину: одни Поттеры вокруг меня собрались — один Поттер старший, четыре Поттера взрослых и девять (спаси меня Мерлин!) Поттеров — детей. На этом радостном моменте я понял, что попал за все свои прегрешения в ад, где меня заставляют находиться рядом с размножившимися Поттерами. Тут я снова в обморок валюсь от полноты чувств.
Тихонько глаз один приоткрываю, а эти исчадия ада не делись никуда, стоят рядом и за руки меня держат, и слезами поливают.
И кричат мне всякие непотребства, наподобие «Папочка» и «Дедуля», а самый старший Поттер в очках меня по лицу наглаживает и ласково так спрашивает: Северус, все ли в порядке, дескать, с тобою?
Я тут верещать начинаю, что позвольте, товарищи Поттеры, какой я вам папочка, дедуля и Северус, с ума вы что ли все посходили? Извольте ручонки свои от меня убрать и впредь не прикасаться. Туточки взрослые Поттеры губешки свои надувают и обиженно так вещают: что, мол, во-первых, мы, дескать, не Поттеры, а Поттер-Снейпы, а, во-вторых, говорили мы тебе, папочка, заканчивать с этим зельем Безумия, оно у тебя и так пять раз уже взрывалось, и вот результат сего действия.
А я на них смотрю и какие-то подозрения во мне рождаются: двое мужчин из них и две барышни, но все как есть одинаковые: лица поттеровские хитрющие, глаза зеленущие, лохмы во все стороны торчат, но очков нету и нос у них странно знакомый какой-то крючковатый.
— Дети, вы пока пойдите, делами там всякими займитесь. Папе вашему в себя прийти нужно.
Выкатываются они все дружно вместе с мелкими Поттерами за дверь, а самый старший в очках на меня продолжает смотреть и ручку поглаживать.
Эх, говорит, Северус, как есть знал, что зелье это не доведёт тебя до добра. Супруг я твой — Гарри Джеймс Поттер.
Ты посмотри, бормочет, на руку свою левую. Гляжу я, а там, батюшки, браслет брачный золотой с именем несносного мальчишки.
А Поттер-старший знай себе дальше трындычит: женаты мы пятьдесят лет уж скоро, а эти личности, что отсюда вышли — дети наши совместные и внуки. Четверо, дескать, детей и девять внуков.
На этом моменте, бесценный товарищ дневник, усилием воли сдержал я себя от очередного беспорядочного падения.
Тут я руки на груди скрещиваю, бровь поднимаю и заявляю, что не верю ни единому слову супостатскому, что находился я в своей Лаборатории в Паучьем тупике и что, мол, никогда не женился бы я на герое невыносимом. А вообще попрошу отпустить меня домой и не задерживать глупостями всякими. И в конце для пущего эффекту добавляю, что возможно это и дети Поттера, но может не от меня, а он здесь голову мне морочит.
Тут смотрю - идёт Поттер, смеётся и тащит альбом магический огромный, открывает его и колдофото мне показывает: а там, стыд мне и позор, я стою на первом плане с пузом, как есть беременный, и черпаком машу, мешаю варево какое-то. И следом ещё три картинки таких: везде я с пузом и черпаком, Поттер счастливый рядом руки мне на живот складывает и в камеру улыбается, а рядом дети уже родившиеся предыдущие ползают.
А что это, мистер Поттер, — вкрадчиво так начинаю, — именно я постоянно беременный? Что за дискриминация зельеваров такая?
Ну думаю, уделал я героя нашего солнцеликого.
А он знай себе смеётся и говорит: ну прости, дорогой муж, не я четыре раза по ошибке зелье мужской беременности выпил заместо Бодроперцового, которое на этой же полке стоит. Детей мы и так хотели рожать, но хотел я разделить с тобой эту ношу непосильную, но вот так получилось, да.
И за руку меня опять хвать.
Тут уж я надулся и сижу, думаю. Нет, говорю, неубедительные эти доказательства.
Тут Поттер другие колдофото давай показывать, а там чего только нету: вот мы с ним в тюрьме, в наручниках, за решеткой, сидим за столом деревянным и в покер магический играем, а с нами полицейский гражданин какой-то и Воландеморт ополовиненный. Голова его Темнейшества, а тело хлипенькое какое-то. Ну думаю, неудачно возродился, бедняга. А мы с Поттером блаженные такие сидим, что только диву даёшься.
Это наш медовый месяц, говорит, в тюрьме Пэрриса, мы с полицейским этим маггловским, Игнасио, подружились покуда там сидели и в покер его магический научили играть, а второй — дурачок их местный, Пьетро, любитель маскарадных костюмов.
И другое колдофото показывает: а мы там в помещении большом со столами странными разноцветными, а на столах тех штучка крутящаяся с цифрами, фишки круглые, и я — вцепился в край стола и ору что-то, а меня охрана местная в разные стороны тащит и оторвать от стола пытается. А это, — Поттер лепечет, — казино в Лас-Вегасе, куда я тебя по ошибке завёз, так как ты там проиграл все свои патенты, мантию, Альбуса-оглоеда, и меня уже на кон хотел поставить. И все кричал, что отыграешься. Пришлось мне за тебя отыгрываться и все твоё имущество возвращать.
И следующее фото показывает: а мы там в оранжерее какой-то огромной, и растений, мама дорогая, столько, что до конца зельеварческого века хватит. И мы там с Поттером стоим, я в руках листики какие-то держу и опять охрана тамошняя что-то до нас донести пытается и руками размахивает. А это Сады Кью в Лондоне, говорит, только мы туда пришли, ты тут же все листочки с растений оборвал, и приговаривал, что, дескать, как мы удачно зашли, ты фазилию для зелья Храбрости найти нигде не мог. В общем выперли нас с тобой оттуда вместе с теми листочками.
А на следующем колдофото стоим мы гордые такие, я с патентами своими в руках, на площади какой-то, с нами народу куча, и все друзья-приятели Поттера и мои коллеги-преподаватели, а позади нас надпись большая: «Приветствуем почетных гостей Пэрриса», и плакатище большой, на котором наши физиономии красуются. И Поттер пояснения снова мне даёт: это, говорит, мы на дне города в Пэррисе, это Жозеф с барышнями нашими, это Пьетро, это Мигель. Мы, дескать, своими усилиями сделали из их города международный зельеварческий центр и свадебный, мол, тоже. Ежели кто теперь хочет по-модному жениться, в Пэррис едут и там венчаются, в произошло это после того, как Пророк, эта газетенка местная, то колдофото опубликовало с тюрьмой и магическим покером, и на пляже ещё, с заголовком: «Так женятся герои». Теперь мы каждый год у них там почётные гости. Даже в тюрьму уже через год сажают, только когда Игнасио охота настает с нами в карты резаться.
Ну а я последнюю страницу переворачиваю и вижу красоту неописуемую: песок там белый, океан лазурный такой, и мы с Поттером и дитями своими стоим, двое у него болтаются и двое у меня под мышкой. А на песочке том свадьбы проходят: барышни пэррисовские, все трое, замуж выходят: одна за Люциуса, другая за мальчишку Криви, а третья за Дина Томаса. И все радостные, слезами счастья умываются. И Портер сбоку комментарии свои даёт: они, говорит, как без нас на Мальдивы съездили, так вот, сошлись там на любовной почве и три свадьбы потом за раз отпраздновали.
А мы, дескать, теперь 9 января каждый год на эти самые Мальдивы в полном составе летаем, и нынче полетим, годовщину нашу пятидесятой счастливой семейной жизни отмечать.
Тут он альбом закрывает и спрашивает, ну что, дескать, Северус, убедил я тебя? Я говорю, погодите, мистер Поттер, пойду ещё на Лабораторию свою погляжу и ежели она моя, то сомнений не остаётся, да. Ну Поттер, наглец, тут меня целует и руку гладит, и, говорит, давай приходи потом елку разукрашивать в гостиную, и мандаринки кушать. Это завсегда, мол, было твоё любимое занятие.
И вот сижу я, милый товарищ дневник, в своей Лаборатории, и пишу эти строки. А вернулся я сюда и сразу зелье Памяти выпил, и вспомнил все. Только Поттеру не скажу пару дней, пускай помучается, это месть ему за то, что я беременный четыре раза ходил.
P.S. А все-таки рад я, драгоценный дневник, что пятьдесят лет назад инициативу проявил, а то Поттер так до сих пор бы ни на что и не решился.