Светка прислушалась и, опустив руку в кармашек, сжала камень, подобранный утром в пустыне.
— Разве не прекрасно, что до нас жили Спартак и Джордано Бруно, Ломоносов и Пушкин?!
— Павлик Морозов и Олег Кошевой, — подхватила Людмила Ивановна.
Ребята сдвинулись ещё тесней, и только Бата вставал иногда и подбрасывал в костёр ароматный хворост.
— Это же великие люди! — сказал со вздохом Коля.
— И любой человек, — сказал Василий Григорьевич, — любой может прожить хорошо. Вот, смотри, — он вдруг потянулся к Светкиной руке и, взяв халцедон, посмотрел сквозь него на огонь, — простой камень, а держит внутри себя своё море! Вот так бы и нам сохранить всё самое дорогое. Навсегда! И по нашей жизни узнают о жизни всего поколения…
— Как по метеориту о планете! — ворвался в разговор Генка.
— Ха! — привстал вдруг Церендорж. — А п жизни много таких метеоритов и камушков. — Он улыбнулся: —Живёт какой-нибудь старичок, старый, как камушек. Ворчит. Смотришь на него, думаешь: неинтересно! Стоит, смотрит, как машины едут, как перблюды идут. А он, может, пспоминает, какие штормы его били, какие волни качали…
Вика вдруг вспомнила, что и в её доме было много старых камушков, которых она не замечала, но Светка перебила её мысль:
— Я сама, как етот камушек. Только раньше в нём был один Севан, а теперь и пустыня, и Байкал, и Гоби!
И все засмеялись.
УЛЫБКА
Горы ответили лёгким эхом и тоже рассмеялись. Они были старыми-старыми, и всё равно им хотелось жить, дышать ветром, снегом, любоваться звёздами и тысячи лет слушать разговоры людей у костра.
— Да, — сказал Василий Григорьевич, — стоит жить! И есть зачем жить. Столько интересного! Мир полон чудес. — И он подвинулся к Вике.
— Смотря где… — хмурясь, сказала она.
— Ну хотя бы здесь, в песках!
— Чудеса? — спросила Вика, ещё сопротивляясь тому, что уже начинала чувствовать и понимать сама, и сказала: — Кости, а не чудеса… — Она вдруг вспомнила уродливый пляшущий скелетик птицезавра из какого-то учебника.
— Что ты понимаешь! — возмутился Генка. — Ты найди хоть коготок какого-нибудь динозавра, так на тебя завтра вся школа, пол-Москвы будут показывать: «Вон Вика, которая нашла коготь динозавра».
— Конечно! — сказал Василий Григорьевич. — Но дело не в славе, а в чудесах. И здесь их полно. Только сумей увидеть!
Он подбросил в костёр несколько веточек саксаула — там уже перегорали угольки, — положил вдруг Вике на плечо руку и спросил:
— Хочешь, я прочитаю тебе стихи?
Вика быстро подняла глаза. Ей показалось, будто весь его далёкий мир придвинулся к ней, и, не отрывая подбородка от колен, еле заметно кивнула: «Как хотите…»
Василий Григорьевич встал, посмотрел на небо и спокойно, выделяя каждое слово, стал читать:
Коля насторожился: это было что-то своё, близкое, — он однажды ездил с кружковцами на раскопки. А Генка кашлянул:
— Как это — улыбку? Это что — монета?
— Включи получше компьютер! — сказала Светка.
Василий Григорьевич сделал маленькую паузу и повернулся к Генке:
— Прекрасно! — воскликнула Людмила Ивановна.
Впереди голубовато мерцали горы. По их вершинам широко шагал красавец Орион, и звезда Бетельгейзе издалека светила своим древним светом.
— Хорошо! — сказал Церендорж, пожевав губами, словно пробуя стихи на вкус. — Хорошо! — и улыбнулся. — Только нужно сопрать черепки!
— Сначала надо найти, — подумала вслух Светка. — А где? — И она подбросила на ладошке маленькое обо из блестящих камушков.
Василий Григорьевич повернулся к Вике и молча посмотрел на неё: «Ну что? Будем собирать улыбку?»
Вика тоже ничего не сказала, а только ответила улыбкой: «Разве вы не видите сами?» Ей было необыкновенно хорошо оттого, что она чувствовала, как чутко дышит эта бесконечная пустыня, как живут и прислушиваются к звёздам эти старые горы, и оттого, что где-то на глубоком донышке этой гобийской ночи они сидят такой дружной экспедицией у маленького, как пионерский значок, костра и думают, и читают стихи. Все вместе. Все свои!
Вике стало грустно — до слёз! — оттого, что эта ночь должна была кончиться, а костёр — угаснуть.
Становилось прохладно. И Коля спросил у Вики:
— Накинуть куртку?
Вика едва заметно кивнула. Но Церендорж замахал руками:
— Псё! Псё! Пора спать! Заптра польшой день, польшая дорога и, может быть, польшие осколки…
МЕЛКИЕ НОЧНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
В юрте было тихо. От стен исходило мягкое войлочное тепло и всё окутывало дрёмой. Чему-то усмехался во сне Бата. Рядом Василий Григорьевич вдруг пробормотал: «Жил отважный…», вздохнул и нырнул глубоко-глубоко…
Но через час-другой в открытую дверь из ущелья потянул холодный снежный воздух. Вика почувствовала, что дрожит, и услышала, как кто-то заботливо поправил на ней одеяло.
Светка сказала во сне:
— Подвинься… Я тоже хочу к костру! — И вдруг недовольно заворчала: — Ну что такое? Какой ещё звер прошёл по моим ногам?
Кто-то бросился к выходу — и всё затихло.
В дверь влетали лучи янтарного света и освещали повязанную косынкой голову Людмилы Ивановны, чёрный Светкин затылок, будто монгольская луна присматривала, хорошо ли спят её гости, и довольно улыбалась: сайн, сайн…
Но вдруг в юрте что-то случилось. Все разом дёрнулись, кто-то спросонья крикнул: «Кровать!», хотя никаких кроватей не было.
Земля, словно на роликах, качнулась и вернулась на место… Потом второй, третий раз.
Светка на четвереньках поползла по кошме к выходу.
— Что ето?! — спросила она.
— Шуточки Церендоржа, — сонно пробормотал Василий Григорьевич.
Но Церендорж, потирая глаза, возразил:
— Почему? К этому я никакого отношения не имею.
Землетрясения в его чудесах предусмотрены не были.
— Может быть, переберёмся подальше от гор? — спросила Людмила Ивановна тревожно: юрту тряхнуло ещё раз.
— А, бивает! — сказал Церендорж, поворачиваясь на другой бок.
Светка выглянула наружу, и из-за двери раздался её вопль:
— Ой, что ето?!
Все сорвались с места и увидели возле юрты острые трёхпалые следы, впечатанные в щебень.
— Динозавр! — крикнула Людмила Ивановна. Она подпрыгивала на одной ноге и в суете не могла найти свои туфли.
— Фонарь! — прошептал Василий Григорьевич.
Этого не могло быть, но это было!
В щебне, один впереди другого, шли совершенно отчётливые следы.
Бата включил фары, лучи резанули по ущелью — и вся экспедиция увидела впереди Генку, который прикрывал глаза от света.
— Что ти там делаешь? — сказала Светка, а Церендорж весело захихикал.
Зачем было спрашивать, если и так всё было видно: Генка прикрывал глаза белой туфлей, острые носки которой точно совпадали с когтями динозавра. Физик фабриковал ложные научные факты!
— Ну знаете! — обиженно сказала Людмила Ивановна.