Перебирая руками, он осторожно двинулся вперед по узкому карнизу. И снова, как при подъеме на колонну, щемящее чувство опасности завладело им. Наконец он подобрался к окну.
Подтянувшись, юноша заглянул в просторное помещение. Мраморные стены комнаты были украшены гобеленами. Комната освещалась лампой, стоявшей на бронзовом треножнике. За ним, сидя на мягком стуле, дремал лекарь императора. Напротив него стояла огромная кровать из красного дерева. Симон понял, что судьба вела его хоть извилистым, но правильным путем. На постели, бледный и изможденный, теряя последние силы, лежал император Тиберий.
Вид императора мог внушить трепет. Кольцо выпило его душу и истощило его плоть.
Пальцы Симона стало сводить судорогой, они мучительно ныли. Он осторожно перегнулся через подоконник и, убедившись, что в комнате больше никого нет, проскользнул внутрь. Никто из спящих даже не шевельнулся.
Симон поспешил отойти от окна, чтобы его не заметили преторианцы из сада. Он стал бесшумно подкрадываться к постели умирающего императора.
Подойдя поближе, он стал разглядывать высохшее тело Тиберия. Дрожь охватила мага, когда на одной из восковых рук императора он увидел кольцо Сета.
Симон медленно потянулся к кольцу и, стараясь не потревожить старика, прикоснулся к металлу…
Когда Симон тронул кольцо, оно показалось ему удивительно теплым. Юноша осторожно потянул кольцо на себя, но оно не поддавалось, хотя рука императора совершенно высохла.
Симон нахмурился и облизнул губы. На торгу примерявший кольцо Тиберий громко посетовал, что кольцо слишком широко для его пальца. Сейчас же медные витки плотно сжимали тонкий, словно у мумии, палец императора. Может, Тиберий велел кузнецам сделать кольцо меньше? Вряд ли.
Все выглядело так, будто изображенный на кольце змей сам сжал своими кольцами палец Тиберия. Симон мог поклясться, что видел искры темного пламени в крошечных глазках змея.
Вновь маг попытался сорвать кольцо, на этот раз дернув его с силой. Тиберий тихо застонал, тряся головой. Губы его начали странно кривиться. Симон отступил на шаг от умирающего.
— Кольцо! — стонал император чуть слышно. — Оно не отпускает меня. Сними его… проклятые огненные глаза — я не могу больше выносить их. Они смотрят на меня из тьмы, стараясь вырвать остатки души… Слушай!
Голос Тиберия неожиданно окреп. Глаза императора открылись и лихорадочно заблестели, но Симон чувствовал, что старик не видит его. Казалось, повелитель Рима смотрит сквозь молодого мага, и сквозь крепостные стены.
Тиберий задрожал мелкой дрожью, словно перед ним разверзлись врата Аида.
— Послушай! — тяжело дыша, прошептал император. — Он идет! Он выбрался из мрака подвалов пирамиды! Я слышу, как он ползет по каменным плитам! Вот они, проклятые огненные глаза. Мне от них нигде не укрыться!
Симон вздрогнул. Ему тоже показалось, что он ощущает чье-то присутствие. Какой-то шорох или дуновение ветерка. Что-то и в самом деле подбиралось к императору, шурша по полу. Стремглав Симон прошмыгнул мимо спящего доктора и спрятался за гобеленом.
Но в комнате никто не появился. Вместо этого шелест, постепенно нарастая, становился все громче и громче. Зловещее скрежетание наполняло комнату. Симон подумал о скользящем по холодным камням чешуйчатом змее.
Шорох нарастал, и его сопровождал гул, раздававшийся словно бы из-под земли.
Кровать императора стала дымиться. По спине Симона побежали струйки пота, когда он увидел, какие изменения претерпевает кольцо. Крошечный медный змей высвободил хвост. Из пасти змея тянулась тонкая струйка черного дыма, который поднимался клубами, окутывая императора, словно паучья сеть.
На глазах Симона дымное облако густело и увеличивалось. Черные клубы сворачивались кольцами чудовищного змея, превращаясь в создание, чьи желтые горящие глаза, не мигая, смотрели в глаза Тиберия.
Симон вжался в стену, перестав дышать от страха, боясь привлечь взгляд этого чудовища. Внутри туманного облака гигантский змей бился, сплетая и расплетая смертоносные кольца. Из широко разинутой пасти капал яд. Красный раздвоенный язык касался мертвенно-белого императорского лба.
Внешне чудовище напоминало змею, но черная чешуя не отражала лунного света. В его огненных глазах горел злой разум, чуждый животному миру.