Но в следующее мгновение я схватил его медвежьей хваткой, так что у езида затрещали кости. Он не мог вырваться и только беспомощно барахтался в моих объятиях. В левой руке у него был нож, и он изо всех сил пытался нацелить длинное лезвие мне в грудь. Мы рухнули на пол, и борьба продолжалась. Тишину нарушало лишь наше тяжелое дыхание.
Езид был худощав и жилист, как волк. Ростом он был с меня, хотя и легче, обладал стальными мускулами. Ему почти удалось пальцем выдавить мне глаз, а затем он впился зубами в мою руку, да так, что потекла кровь.
Потом мы каким-то образом поднялись на ноги, по-прежнему вцепившись друг в друга, и тут ему удалось ударить меня коленом в пах. От ужасной боли я озверел и, яростно вывернув ему руку, услышал, как хрустнула кость. Мой противник застонал и на мгновение ослабил хватку. Воспользовавшись этим, я вырвался и изо всех сил нанес ему удар в челюсть. Он рухнул на пол, как подкошенный, и остался неподвижным.
Не глядя на него, все еще с трудом переводя дыхание, я надел пробковый шлем, повесил на пояс тяжелый пистолет и взял крупнокалиберное ружье-двустволку. Я оказался втянутым в эту опасную игру и решил пойти до конца, независимо от того, какие карты сдаст мне Судьба. Когда я выходил, то бросил взгляд на езида и увидел, что тот приходит в себя.
Выйдя во двор, я разбудил слугу, которого это обстоятельство весьма раздосадовало. Он вывел и оседлал моего коня, и через несколько минут я отчаянно мчался по извилистым узким улочкам. В городе стояла тишина, и стук копыт моего коня отдавал странным эхом. У меня была только одна мысль: как можно быстрее добраться до заброшенной крепости. Я был уверен, что и Али и Гиртман мертвы, и во мне начал вскипать гнев. У меня был долг перед Гиртманом; и еще больший долг перед Али. Если Гиртман спас мне жизнь однажды, то Али спасал ее подцюжины раз — от пуль бедуинов, сабель туарегов, копий матабелов; он был для меня больше чем слуга, он давно стал проверенным и надежным другом. А теперь он пал жертвой гнусной шайки дьяволопоклонников.
Я оглашал ночной мрак проклятиями, в висках у меня бешено стучала кровь. Если я не успею прийти на помощь, то, клянусь Сатаной, смогу отомстить!
Безмолвный город остался позади, и вскоре, промчавшись вихрем через поросшую кустарником равнину, я увидел перед собой нагромождение камней, которое и было разрушенной крепостью. Она сохранилась со времен, когда здесь были владения арабов, а ее пушки, стволы которых украшали благочестивые цитаты из Корана, господствовали над городом Джибути.
За несколько сот ярдов от руин я слез с коня и, привязав его к кусту, стал пробираться к руинам. Плотные облака скрывали луну, и было очень темно. Я на ощупь продвигался вперед и наконец оказался во внутреннем дворе крепости. Под ногами я ощущал растрескавшиеся каменные плиты, в щелях между которыми росла трава. Стояла тишина. Ненадолго показалась луна, и я поспешил скрыться в тени покрытой плесенью стены. Неподалеку я увидел полуразрушенную лестницу и стал подниматься по ней, прячась в тени.
Луна окончательно избавилась от плена, и тени теперь сделались отчетливыми. Я оказался в коридоре, пыльном, населенном летучими мышами, лишь слегка освещавшемся лучами лунного света, проникавшем сквозь проломы в потолке. Осторожно пробираясь дальше, я испытал неприятное чувство, будто слепым котенком лезу прямо в расставленную ловушку… и тут впереди блеснул лучик света. Я вспомнил, как Али говорил, что в крепости попадаются уцелевшие помещения. Прогнав тревожные мысли, я двинулся вперед. Свет исходил из небольшой щели в стене, и я осторожно приник к ней.
Я заглядывал в одну из более или менее сохранившихся комнат. Все в ней было покрыто пылью. Было видно, что какое-то время она служила прибежищем для сов и шакалов, но стены ее были прочны, и часть крыши уцелела. В комнате, освещенной лишь свечой, прилепленной к стене, находилось десять человек. В первую очередь я увидел Гиртмана; он был связан по рукам и ногам, а веревка, привязанная к кольцу, вделанному в стену, удерживала его стоя. Он, похоже, не пострадал, но лицо его было перекошено от страха, ненависти и неукротимой ярости. Он походил на волка, попавшего в капкан. На полу валялся Али, также связанный и обнаженный — если не считать набедренной повязки. Вокруг раны на его голове запеклась кровь, но он находился в сознании. Остальные восемь были езидами — в этом сомнений не было. Они были высоки, худощавы, с костлявыми, хищными лицами. Самые настоящие горные волки, как их и описал мне несчастный Гиртман.
Говорил один из езидов, с обветренным лицом, покрытым густой сеткой шрамов. Наверное, это и был Юрзед: