— Сказать? — Глентон от удивления едва не потерял дар речи. — Кому?
Джоан с бледным лицом вскочила на ноги: неистовый голос достиг и ее ушей.
— Скажи этим дьяволам! Черным братьям… А-а-а… Пощадите!
Голос превратился в визг и оборвался. Наступила пауза, а потом раздался низкий, булькающий, невыразимо отвратительный смех. У Глентона на голове волосы зашевелились: этот смех принадлежал уже не Джону.
— Алло! — закричал он в трубку. — Джон! Джон, отзовись!
Громкий щелчок сообщил, что на том конце повесили трубку, и мрачное предчувствие сказало Эммету, что трубку повесила не рука старого Бракмана.
Глентон взял с полки револьвер и повернулся к девушке, с широко раскрытыми глазами стоявшей в центре комнаты.
— Я вернусь на ранчо. Там творится какая-то дьявольщина, и похоже, старику нужна помощь.
Джоан осталась безмолвной. Поддавшись мгновенному порыву, он подошел и успокаивающе погладил ее руку:
— Не бойся, детка! Санчо позаботится о тебе, пока я не вернусь. А я быстро.
Вытащив за собой на крыльцо мексиканца, Эммет краем глаза заметил, что Джоан так и осталась стоять в оцепенении, прижав к груди руки: пораженное юное создание, потерявшееся в незнакомом мире насилия и ужаса.
— Я не знаю, что за чертовщина там происходит, — прошептал он Санчо. — Будь осторожен: этот идиот Джошуа взбесился. Он пытался убить меня этой ночью, а потом поджидал нас у обрыва, под которым проходит новая дорога. Наверное, собирался вышибить мне камнем мозги и похитить Джоан. Если он сунет сюда свой нос, пристрели его, как бешеного койота.
— Доверьтесь мне, сеньор! — Санчо погладил рукоять своего кольта. — Это черное дуло уже убивало людей. — Мексиканец мрачно улыбнулся. — В те далекие дикие деньки, когда его хозяин еще разъезжал вместе с Панчо Виллой.
На Санчо можно было положиться. Эммет похлопал его по спине, нырнул в машину и покатил на юг.
Дорога лежала перед ним, как белая трещина в черной стене, и лучи фар постепенно выхватывали ее из темноты.
Револьвер за поясом прибавлял Глентону уверенности, но он все время ожидал, что из темноты выскочит неуклюжая фигура маньяка.
Страх проехать под нависшим обрывом оказался так велик, что он решил опять воспользоваться старой дорогой, но едва успел свернуть туда, как сквозь урчание мотора послышалось тарахтение еще одного автомобиля. Темноту над холмом прорезал свет мощных фар: чья-то машина ехала навстречу вдоль обрыва.
Обогнув холм, Эммет бросил взгляд в зеркало и увидел удаляющиеся габаритные огни. Сердца коснулось нехорошее предчувствие, захотелось развернуться и рвануть назад, к своему ранчо.
Но ничего тревожного во встречной машине не было. Мало ли людей могут ехать в этом направлении ночью!.. Живут ведь фермеры и к северу от ранчо Глентона. А может, какой-нибудь коммивояжер, направляясь в один из провинциальных городков на севере, решил сократить путь и свернул с шоссе.
Когда Глентон приблизился к дому Бракмана, света в окнах не было. Лишь отблески каминного пламени окрашивали стекла в огненно-красные тона. В кустах можжевельника вновь завывал ветер, а больше ничего не было слышно.
Глентон прошел по дорожке и поднялся на крыльцо. Входная дверь оказалась незапертой.
Держа револьвер в руке, Глентон заглянул внутрь.
В камине мерцали гаснущие угли. Сухо щелкали часы, и это бесстрастное тиканье действовало Эммету на нервы.
— Джон! — позвал он. — Джон Бракман!
Ответа не последовало, но в темноте послышался стон, а потом тихое рыдание, глухое и булькающее, как будто пробивалось через кляп. И раздавалось равномерное капанье.
Инстинктивно стремясь к единственному источнику света, Эммет шагнул в сторону камина. В душе его проснулась паника. Он даже забыл, где стоит стол, на котором должна быть керосиновая лампа. Прошло немалое время, прежде чем он собрал все свое мужество и нашел лампу.
Теперь оставалось нащупать спички.
И тут Глентон замер. На фоне тлеющих углей возникла из мрака черная рука, что-то бросила в камин.
Вспыхнули маленькие язычки пламени, но рука исчезла прежде, чем разгорелся огонь. А потом из темноты появилось лицо — оскаленная деревянная маска, в которую каким-то дьявольским образом вдохнули жизнь. На белых острых зубах отражался свет пламени, глаза источали красный свет.
Эммет захлебнулся криком и выстрелил. Он не мог промахнуться с такого расстояния. Лицо с грохотом исчезло, а Глентона осыпали острые осколки.
По комнате прокатился низкий булькающий смех, который он уже слышал по телефону. Эммет не мог с уверенностью сказать, откуда раздавался этот смех, но вовремя сообразил, какой трюк с ним проделали, и, охваченный ужасом, развернулся. Дуло уперлось во что-то мягкое — пока Глентон пялился в зеркало, злодей подкрался к нему сзади, — и грянул выстрел.