– Теперь прямо, – раздалось глухое бормотание из-под капюшона. – Дорожка ведет к Древесным Вратам. Среди артистов вы будете в безопасности.
Дверь, затворившаяся за мной, слилась с травянистым склоном холма. Я, споткнувшись, шагнул к фонтану, и ветер освежил мое лицо водяной пылью. Я стоял посреди выложенной серпентином площадки, охваченный желанием узреть будущее в прихотливых формах танцующих лучей. В конце концов я полез в ташку за подношением. Преторианцы забрали все деньги, но пока моя рука ощупывала то немногое, что у меня оставалось (фланель, половинка точильного камня, флакон с маслом для «Терминус Эст», да еще гребень и коричневая книга для меня самого), я углядел монетку, завалившуюся между зеленоватыми плитами прямо у меня под ногами. Я без труда выковырял ее – один азими, стершийся до того, что на поверхности остались лишь еле заметные следы рисунка. Шепотом загадав желание, я бросил монетку в самый центр фонтана. Струя подхватила ее и подбросила высоко в небо, так что, прежде чем упасть в воду, она ярко вспыхнула на солнце. Я стал читать символы, которые рисовала вода на фоне солнца.
Меч. Это совсем просто. Я останусь палачом.
Затем цветок розы, а под ним – река. Я отправлюсь вверх по течению Гьолла, потому что это дорога в Траке.
Сердитые волны, потом ленивая, мерная зыбь. Должно быть, море, но как попасть к морю, направляясь к истокам реки?
Скипетр, стул, множество башен. Тут я подумал, что способность фонтана к провидению, в которую я и без того не слишком верил, на самом деле – чистый вымысел. Я отвернулся, но успел поймать взглядом многоконечную звезду, быстро увеличивающуюся в размерах.
С тех пор как я вернулся в Обитель Абсолюта, я дважды приходил к Пророческому Фонтану. Один раз я навестил фонтан едва забрезжил свет, пройдя через ту же дверь, откуда в первый раз увидел его. Но я ни разу больше не осмелился вопрошать его о будущем., Мои слуги, которые все как один признаются в том, что бросали в него свои орихальки, когда в саду не было гостей, хором утверждают, будто пророчества фонтана ложны. Но я в том не уверен, потому что помню, как зеленый человек отпугивал посетителей своими предсказаниями. Не могло ли быть так, что мои слуги, перед которыми вода рисовала будущее как нескончаемую вереницу подносов, метелок и звенящих колокольчиков, просто не желали верить пророчеству? Я расспрашивал и своих министров, которые, вне всякого сомнения, ублажали воду пригоршнями хризосов, но их ответы были путанны и невнятны.
Конечно, мне стоило больших усилий повернуться спиной к фонтану и его чудным таинственным письменам и двинуться навстречу старому солнцу. Огромное, как лик гиганта, темно-багровое, оно вырастало над уходящим горизонтом. На его фоне чернели неровные очертания земли, вызывая в памяти фигуру Ночи на крыше караван-сарая на западном берегу Гьолла, которую я так часто видел в диске восходящего солнца под конец наших пирушек с ночными купаниями.
Не сознавая, что нахожусь в самом центре владений Обители Абсолюта, вдали от пограничных караулов, я боялся, что в любое мгновение меня могут остановить и опять бросить в вестибюль, где потайную дверь наверняка уже обнаружили и заколотили. Ничего подобного не произошло. Никто кроме меня не нарушал покоя живых изгородей, бархатных лужаек, цветов и ручейков. Лилии ростом выше меня склоняли над тропинкой, совершенной поверхности которой касались лишь мои ноги, свои звездчатые лица, усеянные крупными каплями росы. Соловьи, дикие и запертые в золотых клетках, развешанных на деревьях, все еще пели.
Один раз с отголоском прежнего ужаса я увидел одну из живых статуй. Похожая на гигантского человека, но слишком медлительная и прекрасная, чтобы быть человеком, она пересекала небольшую лужайку, словно повинуясь звукам неслышимой музыки, сопровождавшей какое-то загадочное шествие. Надо признаться, я отпрянул в сторону и, пока она не прошла, стоял неподвижно, гадая, чувствует ли она мое присутствие и есть ли ей до меня дело.
Я уже совсем отчаялся найти Древесные Врата, когда увидел их впереди. Как обычные садовники создают шпалеры персиковых деревьев, так поколения великих мастеров Обители Абсолюта трудились над суками могучих дубов, пока каждая ветка не стала отвечать требованиям чисто архитектурного замысла, и я, ступая по вершинам кровель величайшего из дворцов Урса, не встречал ни единого камня, пока вдруг перед моим изумленным взором не предстала эта величественная арка, воздвигнутая из живой зелени, словно из тесаного мрамора.
И тогда я бросился бежать.
Глава 22
Олицетворения
Через широкую, подернутую утренней росой арку Древесных Врат я выбежал на просторную травянистую поляну, в хаотическое нагромождение шатров и палаток.
Где-то взревел и загремел цепью мегатерий. Я остановился, прислушиваясь, а успокоившийся мегатерий снова провалился в подобное смерти оцепенение, свойственное его виду. Наконец, я уловил мелодичный перезвон капель, срывавшихся с листьев, и пока еще негромкий прерывистый щебет птиц.
Но не только: еще до моего слуха доносилось приглушенное «вжик-вжик» с неравномерными паузами, но явно приближавшееся. Я стал пробираться между шатрами в направлении звука, но, должно быть, промахнулся, потому что доктор Талое увидал меня первым.
– Друг мой! Собрат! Они все спят – твоя Доркас и все остальные. Все, кроме тебя и меня. Сюда!
Доктор Талое говорил и помахивал тростью. Я понял, что «вжик-вжик» раздавалось, когда он на ходу срубал головки цветов.
– Как вовремя мы воссоединились! Как раз вовремя! Сегодня мы даем представление, и мне пришлось бы пригласить кого-нибудь на твою роль. Счастлив тебя видеть. Кстати, я задолжал тебе некоторую сумму, помнишь? Небольшую и, между нами говоря, те деньги все равно оказались фальшивыми. Но тем не менее я твой должник. А я привык платить долги.
– Что-то не припоминаю, – небрежно обронил я, – стало быть, сумма невелика. Если с Доркас ничего не случилось, я с превеликой готовностью забуду о ней, особенно если меня накормят и укажут место, где можно поспать пару страж.
Остренький носик доктора на мгновение печально поник.
– Спать-то можно сколько угодно, пока, конечно, не разбудят остальные. А вот с едой хуже – у нас ее нет. Знаешь ли, прокормить Балдандерса все равно, что насытить пламя лесного пожара. Тиазус обещал сегодня что-нибудь принести. – Он взмахнул тросточкой в сторону палаточного городка. – Но, боюсь, он появится не раньше полудня.
– Может, это даже и к лучшему. Я так устал, что и пища в горло не лезет, но если ты покажешь, где можно лечь…
– Что это у тебя с лицом? Впрочем, неважно, наложим белила. Туда! – Он уже мелкой рысцой трусил вперед. Я последовал за ним, пробираясь через путаницу веревок. У входа в ярко-желтый шатер стояла ручная тележка Балдандерса, и я наконец-то почувствовал, что и вправду нашел Доркас.
Когда я проснулся, мне показалось, что мы никогда не разлучались. Неброская красота Доркас осталась неизменной. Как всегда, ее затмевало сияние Иоленты, и как всегда, когда мы оставались втроем, мне хотелось, чтобы Иолента исчезла, а глаз мог отдохнуть на лице Доркас. Через некоторое время после того, как все проснулись, я отвел Балдандерса в сторону и спросил, почему он бросил меня в лесу у Врат Скорби.
– Но я же шел не с тобой, – растягивая слова, проговорил он, – а с моим доктором Талосом.
– Но ведь и я тоже. Мы могли бы искать его вместе и (помогать друг другу.
Он растерялся и долго молчал. Мое лицо, казалось, ощущало тяжесть его унылого взгляда, а я думал в своем (невежестве, как ужасно было бы, если бы Балдандерсу достало воли и энергии разозлиться. Наконец, он сказал: