— Не врешь? — уточнила она. Если не врет и ничего не выдумал, с этим надо разбираться.
— Шоб мне пусто было, шоб меня морской змей сожрал, — Вихор бы и плюнул для подтверждения своих слов, но она остановила его жестом. Еще не хватало грязь разводить.
— Вызови его ко мне.
Такого она не ожидала. И если решение уйти к Нварзиаху она бы только приветствовала, то здесь требовалось принять срочные меры.
Вскоре Тезарн явился. Вел он себя так, словно ничего не произошло.
— Тезарн, — едва сдержалась и не налетела с упреками. — Мне сообщили, что ты договариваешься с Хауром по поводу работы в Пламенных Землях, правда ли это?
— Вихор сообщил, — холодно уточнил он.
— Неважно, откуда я узнала, — выдавать свои источники информации она не собиралась. — Не делай такую глупость, племянник.
— Что делать мне, я сам решу, тетушка. Твои головорезы — не самая приятная компания, знаешь ли.
— Сам же напросился, — она пожала плечами. — Напомнить?
— И насколько законна работорговля?
Надо же, как его проняло.
— Это местные, мне нет до них дела.
— И до того, что они могут нести в себе кровь ирруа, тебе тоже дела нет?
Он слишком молод и мало видел, напомнила она себе. Он не виноват в том, что не понимает, что такое кровь ирруа и как проявляется принадлежность к виду и народу. Он и не должен это знать, ведь он рожден на Горе. Хотя мог бы поговорить с Нварзиахом и тот бы ему все объяснил. Сам виноват — гордыня наказуема.
— Что ты можешь знать об этом, юноша, — прошипела она. — Ты, воспитанный под крылышком Тагасси на Горе! Что ты можешь знать о том, как именно определить, кто ты, если, ослепленный гордостью, ты даже не спросил ранге Нварзиаха, почему он не носит имя матери.
— Ты думала, море сделает из меня ирруа? — а вот над выдержкой ему определенно надо было поработать. Не всему его научил этот Хаур.
— Я думала, этот опыт научит тебя думать!
— И оказалась права!
— Да неужели? Ты суешь свой хвост в западню, где тебе оттяпают и его, и крылья!
— Не волнуйся, я не такой, как ты! Я не лишусь крыльев по глупой прихоти, защищая чью-то честь. Это — бесполезная побрякушка.
Она замерла. Что значит — бесполезная побрякушка, кто сказал ему такое? Да как смеет этот сопляк подвергать сомнению верховенство чести в жизни? Он собирается бить в спину? Атаковать доверившихся? Расставлять ловушки друзьям?
— Да как смеешь ты? Не соблюдай ирруа законы чести, кем был бы ты?
— А кто я сейчас? Сопля, иди туда, Сопля, иди сюда, Сопля, сгинь и не мешай, — передразнил он. — Это нормально, это по чести — так обращаться с новичком?
— А чего ты ожидал? Что тебе тут повесят персональный гамак и встанут с опахалом? — рявкнула Арикса. — Это не дом мамочки, сопли никто подтирать не будет!
— А я прошу? Может, следуй ты законам чести, я бы вызвал этого твоего Тремпера на дуэль и выкинул его за борт.
Арикса расхохоталась. Совсем мальчишка с ума сошел — куда ему тягаться с Тремпером.
— Глупец! Тремпер входил в состав боевой пятерки. Он, в отличие от тебя, умеет сражаться.
Он презрительно фыркнул. Ей очень хотелось посетовать — до чего же он молод и глуп, но заставить его услышать себя она не могла.
— Но ты не сказала мне: эти рабы — это по чести? Это нормально?
Местных она ненавидела. В первые месяцы после потери крыльев только ненависть и желание сделать жизнь невыносимой тем, кто лишил ее крыльев, и всем остальным аборигенам дали ей возможность выжить. Только жажда мести гнала ее вперед, только ради этого она шла, упорно шла к Тэн-Дилис, волочила на себе Тремпера, говорила, ела, искала дорогу. Только для того, чтобы отомстить, она пустилась в плавание на Архипелаг, только для того осталась жить, не сделала такой притягательный шаг в пропасть. Один шаг — и вечная свобода. Так просто. И, конечно, когда речь заходила о местных, а особенно о том, что могло унизить их, заставить страдать — Арикса была готова на что угодно, даже играть на стороне одних местных против других. Просто причинять им боль. Неважно кому, неважно как.
Ее ненависть искала выхода. Ей доставляло удовольствие в какой-то местной таверне влезть в конфликт и перегрызть кому-то горло, она покупала рабов на рынках Хенен и перевозила их на Архипелаг, сама, лично, по своей инициативе. Она с огромным удовольствием отправляла на дно торговые корабли и пиратские лодки, ощущая лишь одно — наслаждение от мести, от того, что отобрала их никчемные жизни. Они заплатят за ее крылья — каждый, кто пойдет против нее или перейдет ей дорогу, заплатит.
— Это выгодно. Местные формы жизни — не ирруа, а ирруа есть ирруа, мы становимся близки только с теми, кто принадлежит к нашему виду, — эту элементарщину ему должны были преподать, когда он был еще мальчишкой. Неужели забыл?
— И тут я повторяю еще раз: они могут быть ирруа, они могут нести в себе нашу кровь.
Хорошо, что он не умеет читать мысли. Это позволило ей сохранить честь. Его счастье, что Тагасси избрала в пару себе ирруа. Арикса представить не могла, как бы она смотрела на детей сестры, зачатых грязным животным, и делала вид, что любит их.
— Они слишком закоснели этим миром, — и это ему тоже должны были объяснить. Он же полукровка, его роль — внести струю свежей крови в род чистокровных. — Голос крови умолк в них. Они не более чем местные животные!
— Как ты можешь говорить так?! — о, запал юности. Арикса мысленно усмехнулась. Может, и она до потери крыльев думала так. Хотя нет, она всегда помнила, кто она есть.
— Могу, потому что это правда. Тот, в ком заговорил голос крови, ищет нас, находит, проходит Зеркала и остается с нами. Те, в ком умолк наш голос, уже не наши полуродичи.
Тезарн отвернулся. Принять правду, конечно, сложно. Она понимала его. Отчасти.
— Ты лжешь себе, — продолжала она. — Только ирруа важны, тебе должно помнить это. Я не против твоего обучения у этого местного, раз ты избрал его, но подумай. Как они отнесутся к тебе, племянник?
— О чем ты?
— Ты для них то же самое, что они для меня, — забавная зверушка. Думаешь, им есть дело до тебя и до того, кто ты есть?
Хоть на пороге величайшей глупости — остановить птенца, уберечь и объяснить. Он ее племянник и это ее обязанность. Только бы с ее птенцами такого не было. О, она хорошенько пояснит им, кто они. И сделает это снова и снова, если надо будет.
— Ты для них тоже игрушка, — перешла она в наступление. — Существо, которое легко можно обратить в рабство. Или лишить крыльев. Просто так, чтобы не улетел и колдовал, что скажут. Думаешь, ты им нужен за душу? Или за красивые глазки? Думаешь, они будут заботиться о тебе? Или думать о твоих крыльях? Используют и выкинут. И что дальше? В пропасть? Или жить, как бескрылый? Чем займешься?
— Тетушка…
— Нет! Меня послушай, — отдавать ему инициативу она не собиралась. — Он предложил мне поработать на врага всех разумных рас, он такой хороший человек! Пять сезонов, семь в лучшем случае — и этого врага сметут. Знаешь, местные неплохо воюют толпой. Две сотни орков против пятерки крылатых — отличный бой, не так ли? Сотня против тебя одного? Или ты думаешь, тебя отпустят с извинениями, ведь ты ирруа?
— Но я…
— Молчать! Погоняю облака, что такого. А «понадзираю за рабами» — не хочешь? Или ты думаешь, что в Пламенных Землях свободные крестьяне пашут и сеют, а?
— Мне не говорили… И я…
— И ты как всегда не думал! Так иди и думай, племянник, — очень хотелось расстелить птенца вдоль лавки и всыпать ему. Жаль только, что вымахал выше ее самой. Впрочем, мозги все равно цыплячьи. — Он сказал, что замолвит за меня словечко, и поэтому теперь мне сородичи не нужны. Какая честь! Какой продуманный план! Какие захватывающие перспективы! Остаться без крыльев! Иди и думай, горе!