— Карла Линнея? — тут же спросил Алексей.
— Именно, мой дорогой друг! Его книга «Система природы» просто потрясающая! Многие говорят, что она бросает вызов самой Библии, — ответил месье Марис.
На считанную минуту вновь воцарилось молчание.
— И всё таки, месье Марис, почему именно Жуанвиль? Вас тяготит к давним былинным временам Людовика Святого? — спросил Алексей в момент, когда француз начал белить пудрой его лицо.
— Ну к золотым былинным временам Людовика Святого не может не тяготить. А что до летописца Жуанвиля- его книги о святом короле имелись в библиотеке моего покойного батюшки. Именно по ним я в детстве учился читать, — с горьким вздохом ответил месье Марис.
Помогая своему подопечному одевать фрак, учитель хороших манер, согласно долгу службы, решил ему кое что напомнить:
— И главное, мой дорогой друг, оставьте, наконец, вашу дурную привычку наедаться одними горячими закусками, кои подают в самом начале трапезы. Помните, как я учил вас трапезничать, так, чтобы не перегружать нутро и сохранить интерес к кушанию на протяжении всего застолья, каким бы долгим и обильным оно ни было. Всегда помните: когда, чего и сколько следует съесть. И самое главное, во время подачи пряных мясных блюд, будьте особенно осторожны с красным столовым вином.
— Спасибо, что напомнили, месье Марис, — с благодарностью ответил Алексей.
Время, оставшееся до обеда, решено было занять праздной прогулкой по Троицкой площади, где Алексей, к тому же, намеревался встретить кого-нибудь из товарищей по Кронштадту. Перед выходом из дома он обул башмаки с большими пряжками спереди, а на голову надел треуголку, с загнутыми к верху овальными полями.
Троицкая площадь, уже избавленная от жуткой репутации места исполнения казней, коей её наделил Пётр Великий, была как всегда шумна и многолюдна, а прекрасная майская погода должным образом побуждала жителей столицы к прогулкам.
Алексею не пришлось долго рассматривать толпы гуляющих, чтобы заметить стоящий почти в самом центре площади открытый экипаж, в котором сидели двое его сокурсников в компании двух юных девиц. Будучи в прекраснейшем беззаботном настроении, весёлая компания громко смеялась и то и дело разливала по фужерам бутылку шампанского. Уже изрядно разозлённый усатый жандарм, в который раз подошёл к ним с требованием вести себя поприличнее, но, как и прежде, получил ответ, состоящий в том, что будущим адмиралам, в этот особый день, можно вести себя так, как им заблагорассудиться.
Не мешкая и секунды, Алексей, будучи в непременном сопровождении месье Мариса, подошёл к весёлой компании.
— Ха-ха, кого мы видим! Сам Сергеев-Ронский! Пожалуйте к нам, граф. Надеемся один граф не побрезгует компанией двух баронов, — став во весь рост и держа высоко поднятый фужер с шампанским, сказал один из товарищей.
— Один будущий адмирал стоит куда больше какого-то там графа, — с не меньшим сарказмом ответил Алексей, протягивая ему руку.
Немедленно, усадив товарища в экипаж, ему тут же вручили фужер с шампанским.
— Сколько же лет мы ждали этого чудесного дня, — сказал Павел, первым поприветствовавший своего однокурсника.
— Да, мой друг, семь лет без малого, — сказал Алексей, поднося к носу фужер с искрящимся напитком.
— Иногда мне казалось, что он никогда не наступит, — вздохнул Павел, допивая очередной фужер.
— А как по мне, то они пролетели как пара месяцев, — сказал Людвиг, названый так в честь деда-курляндца.
— Согласен с вами, Людвиг Карлович, но я, пожалуй, куда больше ждал производства в гардемарины, — тут же ответил Алексей.
— Все ждали. Не только вам доставалось от старших, — мгновенно помрачнев, сказал Людвиг.
На мгновение все умолкли.
— Кстати, наш дорогой друг. В каком же костюме вы намерены явиться на ночной маскарад? — спросил Павел, переведя разговор на другую тему.
— Я выбрал костюм алхимика, — тут же ответил Алексей. — А вы, Павел Валентинович?
— Я думал над этим с целый месяц, и остановился на образе трубадура.
— Прекрасно! Более подходящего образа для вас сложно представить.
Все рассмеялись.
— А вы, Людвиг Карлович, чем порадуете свет? — спросил Алексей.
— Наверное, костюмом тевтонского рыцаря. С моим горбатым немецким носом, доставшимся мне от отца, это, пожалуй, наиболее подходящий для меня образ, — с самоиронией ответил Людвиг.
— О, мой друг, перед вами будет трепетать вся Ингерманландия, — не менее иронично поддержал его Алексей.
Снова последовал всеобщий взрыв хохота.
— Кстати, сейчас меня заботит куда больше другой вопрос. Куда отправиться на каникулы? В Альпы или а Париж? — задумчиво, как бы сам себя, спросил Павел.
— Если я не ошибаюсь, в Альпах вы были в прошлом году, — допив свой фужер, ответил ему Алексей.
— Значит, Париж, — задумчиво сказал Павел, и повернулся в сторону, где стоял в ожидании своего господина учитель хороших манер.
Тот, в свою очередь, стоял, лениво опираясь на трость, и плутоватым взглядом измерял стоимость убранства проходящих мимо дам.
— Месье Марис, не откажите нам в милости выпить с нами, — с обычной для себя иронией попросил Павел.
Будто, очнувшись от сна, француз тут же повернулся к ним.
— Ваше слово- закон, Павел Валентинович, — ответил он и тут же поспешил к экипажу.
Взяв предложенный ему фужер, он тут же осушил его. Но Алексей всё же подметил, что его тонкие чувства были немного оскорблены. Когда, распрощавшись с сокурсниками, они покидали Троицкую площадь, учитель хороших манер всё же позволил себе высказать своё «Фе».
— И почему вы, русские, кладёте в шампанское так много сахара? От этого оно у вас становиться похожим на лимонад, — с досадой посетовал он.
После обеда Алексей почувствовал непреодолимое желание лечь спать. Своё дело сделал ранний подъём, непривычный даже для морского кадета, да и предстоящий праздник, способный затянуться аж до следующего утра, требовал свежих сил. Проснулся же он лишь тогда, когда над Санкт-Петербургом стал опускаться вечер.
Ещё с час проведя вместе с месье Марисом у зеркала и доведя свой облик до совершенства, Алексей был готов к одному из наиболее волнительных моментов своей молодой жизни. Вместо тёмно-синего щегольского фрака на нём был смолянисто-чёрный морской офицерский мундир, без погон, с высоким стоячим воротником, а на голове- морская треуголка с кокардой и бантом.
Увидев сына, София Фридриховна расплакалась. После чего ей потребовалось ещё около получаса, чтобы вновь натереть лицо белилами. Отец- отставной полковник от кавалерии, с огромным трудом поднявший правую руку, бывшую почти недвижимой со времён битвы при Егерсдорфе, крепко, насколько мог, пожал её сыну. Младший брат Дениска- ученик Пажеского корпуса, вслед за отцом также пожал руку старшему брату. А младшая сестрица Аннушка, вслед за матерью нежно его поцеловала.
Времени оставалось немного и решено было трогаться в путь. Спустившись по мраморным ступенькам своего дома, графская чета уселась в уже давно ожидавший их экипаж. Позади всех плёлся месье Марис, таща за собой сумку с костюмом алхимика.
К вечеру заметно похолодало. Словно зимой из носа и рта валил пар. Ветер с Балтики стал сильней и куда холодней, чем был утром. Садящееся кроваво-красное солнце почти совсем скрылось за густым покрывалом туч, в любой момент грозивших разразиться дождём. По мере того, как темнело, то тут, то там загорались свечи и факелы.
Четырёхгранная Адмиралтейская площадь как никогда была полна народом. Юные гардемарины в чёрных мундирах, женщины и девицы в огромных широченных юбках с высоченными, взбитыми к верху, причёсками, иностранные гости в мундирах и фраках, услужливые лакеи в белоснежных париках с заплетённой на затылке косой, постоянно подъезжающие и отъезжающие кареты. Самым последним подъехал экипаж государыни-императрицы, бывшей в учтивом сопровождении генерала-фельдмаршала Потёмкина.
На Адмиралтейской башне зазвонил колокол, и вся собравшаяся публика потянулась в церковь Вознесения Христова, находившуюся в той же башне под высоченным шпилем. После торжественного молебна все стали спускаться в царскую залу, устроенную для себя ещё Петром Великим, с обоями на стенах, тафтой на окнах и троном с балдахином посередине.