Наконец, спустя сорок пять дней марша, армия подошла к Харькову. Здесь их пути расходились. Дальше армейский корпус двигался на юго-запад, к Яссам, где располагалась ставка генерала-фельдмаршала Потёмкина, а Алексею нужно было на юг, в Крым.
Стояла уже середина апреля, и украинская Слабожанщина встретила пением жаворонков и благоуханием цветущих садов. Дороги уже вполне просохли, и это давало надежду на более быстрое путешествие.
Попрощавшись со старым седым есаулом, к роте которого подвизался, Алексей отправился искать себе новых попутчиков.
Проходя по шумным и колоритным улицам Харькова, он направился к большому и многолюдному рынку. Там, зайдя в пропахшую пивом и луком корчму, завёл знакомство со старшиной чумацкой артели, уже на следующий день готовой отправиться на юг, к Мариуполю.
Так, завалившись на чумацкую мажу, доверху нагруженную зерном и запряжённую парой дородных волов, юный гардемарин отправился дальше.
Взявшие его с собой чумаки были все сплошь из бывших запорожцев. Оружия они уже с собой не носили, но старательно сохраняли свой прежний казацкий облик Одеты они были в белые полотняные сорочки с вышитым воротником, красные шаровары, подпоясанные широким ремнём, украшенным позументом, кожаные жилетки и обуты в высокие остроносые сапоги. На гладко выбритых головах, как и встарь, носили длинный завитой чуб и усы, а сверху- козью или овечью папаху. Направляясь к азовским и черноморским портам, чумаки везли на юг зерно и строительный лес из северных и центральных районов Украины, а назад возвращались с рыбой и солью.
Ночью, как и лошадей, волов отпускали пастись. Утром, часа за три до восхода, трогались в путь и шли до первого привала, когда наступало время завтракать. Потом снова в путь, и следующий привал в обед. Вечером, на закате, ужин и за ним ночлег. Едой чумаков была пшённая каша с салом, хлеб с солью и галушки. Стоянку старались выбирать с пресным водоёмом и наилучшим пастбищем для волов, обходя поросшие полынью солончаки, коих много по левый берег Днепра.
Через двенадцать дней после отъезда из Харькова чумаки добрались до Мариуполя. Дальше они шли на восток к Дону, и Алексею снова пришлось искать себе новых попутчиков.
В мариупольском порту ему удалось встретить одного крымского грека, который на следующий день собирался ехать к своим родственникам в Симферополь. За один серебряный рубль он согласился взять гардемарина с собой. Проведя ночь у него дома, утром, чуть свет, они тронулись в путь. Дороги были сухие, давая двум небольшим простеньким лошадёнкам бежать быстрой уверенной рысью.
Путь их лежал вдоль северного азовского побережья, где по левую руку простиралось безбрежное шумящее море, а по правую открывался вид на столь же безбрежную, дикую скифскую степь. На ночь останавливались в крохотных греческих и татарских посёлках. Один раз заночевали прямо в открытом поле у каменного скифского изваяния. Перекусывали купленными по дороге чебуреками или припасённым ещё из дому пирогом-кубетэ.
На четвёртый день после отъезда из Мариуполя достигли полуострова Чонгар, и дальше пробирались на крымскую землю по косам и отмелям Сиваша. А ещё через два дня были уже в Симферополе.
Наступил май месяц, и в крымской столице было по-летнему жарко и солнечно. По-восточному шумный и многолюдный город, ещё недавно бывший лишь маленькой татарской деревней, встречал узкими витиеватыми улочками, говорливыми базарами, нисходящими с гор реками и бьющими из под земли родниками. Особенно взгляд завораживал вид горы Чатыр-Даг, возвышающейся исполинским шатром к юго-западу от города. После сухих и почти бесплодных степей северного Крыма, покрытых лишь ковылем и полынью, открывшаяся горная панорама казалась особенно диковинной и прекрасной.
На симферопольском рынке Алексей встретил торговца-татарина из Бахчисарая, согласившегося взять его с собой и довести до Севастополя.
Ближе к вечеру, когда рынок стал расходиться, они тронулись в путь и к полуночи добрались уже до Бахчисарая. На утро, угостив своего гостя завтраком из творога с мёдом и горячих пышных лепёшек, татарин повёз его дальше.