Удостоверившись, что в помещении нет ни души, Фитисов бросился к механизму и упёрся лбом в одно из окошек.
– Не видать, шо там светится…Оно где-то глубоко-глубоко внизу…
– Осторожно, а то опять лбом какую-нибудь птичку разобьёшь, – съязвил Никольский. – А ещё эта штуковина может источать радиацию.
Одессит отскочил от доисторической машины как ошпаренный, и прохрипел:
– Откудова взял про радиацию?
– Физика – мой конёк, – ухмыльнулся Никольский. Скинув с плеч тяжёлый рюкзак, из которого весьма зловеще выглядывал раструб «когтей», он огляделся по сторонам и сказал: – Но кое-чего я не понимаю, а именно: как этот механизм сумел проработать с доисторических времён и не заглохнуть.
– Думаю, машина черпает энергию из земной мантии, – предположил Герман. – Вечный, так сказать, двигатель. Вот здесь, на камне, надпись, которую можно перевести примерно так: «Осторожно, подземное солнце!».
Никольский хмыкнул.
– Как на трансформаторной будке… «Не влезай! Убьет!»
– Всё порываюсь спросить, – перебил его Артюхов. – Где ты, Гера, усвоил этот язык?
– Моя специализация – старые тибетские тексты, – напомнил Крыжановский. – Допотопный язык, само собой, существенно отличается от тибетского, как древнеславянский от современного русского, но понять можно.
– Ага, – прикусил губу Артюхов, потом вдруг сдёрнул очки и воскликнул: – У меня тоже есть одна догадка, только прошу не насмехаться… Это место, я имею ввиду весь подземный комплекс, не думали, для чего он? Ведь это же циклотрон! Ускоритель элементарных частиц! Я про него в «Технике молодежи» вычитал! Новейшие разработки по разгону элементарных частиц! Все эти коридоры, ведь они имеют искривлённую кольцеобразную форму, что идеально для циклотрона. Подумайте только, гигантское подземное кольцо!..
Михаил Капитонович развязал свой рюкзак – оказалось, он всё время таскал с собой подшивку «Техники молодёжи».
– Вот смотрите, – плюнув на пальцы, археолог взялся лихорадочно листать один из журналов. – Всё правильно, вот она, статья…
Недосказанная мысль учёного повисла в пустоте, поскольку издалека донёсся негромкий хлопок взрыва.
– Ой, что это? – ойкнул Артюхов, роняя журнал.
– По ходу, растяжка моя рванула, – пояснил Нестеров. – Лимонка-фенечка. Мы с Семечкой её установили в том проломе, что немцы продолбили из великанской могилы. Поставили на всякий случай, вдруг кто следом за нами сунется... По ходу сунулся!
– Дождались, товарищи! Это за нами, – жёлчно заметил Никольский. – Немцы обнаружили покинутый лагерь – теперь и впереди, и сзади враг.
Его никто не слушал.
– Надо вернуться в домики, где мы нашли «когти», – предложил Фитисов. – Там позиция лучше, шоб принимать бой. А здесь нас легко гранатами закидают. Да ещё это «подземное солнце»…
Сказано – сделано! Через пять минут бега они уже сидели под защитой толстых каменных стен, вглядывались в темноту за оконными проёмами и настороженно прислушивались.
«Нужно отдать должное Фитисову, – думал Крыжановский. – Мы здесь, как в крепости, а перед нами – открытое пространство, для его преодоления врагам придётся шлёпать по воде».
Стоило лишь подумать, как слух, действительно, ловит характерные шлепки: через зал кто-то идёт. Однако, вопреки ожиданиям, не отряд, не группа, а всего-навсего один человек. Идёт, не зажигая света, медленно и неуверенно. В какой-то момент этот «кто-то» оступается и с громким плеском падает. Отчётливо доносятся слова, но не ругательства на немецком языке, как следовало предположить, а наоборот – молитва на русском.
– Вот сволочи, – едва слышно шепчет сидящий слева от Германа Никольский. – Похоже, фрицы кого-то из местных жителей послали вперёд себя, а сами сидят, выжидают. Ловля на живца, вот как это называется.
Человек в темноте шумно поднимается на ноги и, исторгнув тягостный стон, продолжает путь:
– Хлюп, хлюп, хлюп!
– Музыка шагов, – справа от Германа произносит Фитисов. – Её ритм прямо пронзает мне душу… Товарищ профессор, а шо, если я смотаюсь и захвачу этого языка? Хоть будем знать, шо творится вокруг. Та вы не беспокойтесь, я тихонечко, точно попадая в такт – гады услышат шаги токо одного…
Герман хватает пальцами плечо одессита:
– Давай!
Фитиль буквально растворяется в темноте. Более того, он растворился в окружающих звуках.
– Хлюп, хлюп, хлюп, – слух действительно различает шаги только одного.
Вдруг человек резко останавливается, сдавленно вскрикивает… и снова идёт. Ближе! Ближе! Вот он уже внутри домика, да притом не один!