– Оставим загадки учёным-специалистам, – пресёк разглагольствования Крыжановский. – Нам нужно выбираться. Вон выход…
Метнув ещё одну папиросу и удостоверившись, что она послушно пролетела положенное расстояние, а затем покатилась по полу, Герман сделал несколько шагов вперёд.
– За мной, след в след! – крикнул он, не оборачиваясь.
Сзади передали автомат «ППШ», и дальше Герман продвигался, используя его на манер того, как слепой использует свою трость.
Цепочка людей тянулась через зал, при этом каждый являл собой образец послушания и дисциплины. Такими их сделало простое соображение: ведь это здорово, когда есть кто-то, вызвавшийся проложить путь через смертное поле.
Герман думал иначе: хорошо, что до них здесь прошли немцы, их мёртвые кости – лучшее предупреждение об опасности. Радовал также тот факт, что среди эсесовцев не нашлось взрывника-затейника вроде Вани Нестерова.
Они благополучно достигли выхода – опасность если и была, то таилась по углам помещения, центральная же часть не одарила ни малейшим сюрпризом – и углубились в следующий коридор. Он оказался коротким и плавно перетёк в анфиладу из трёх небольших помещений. В последнем на полу виднелись следы крови – багровая полоса тянулась куда-то вбок и терялась в узком низком проёме.
Боец Семечка посветил туда и, не скрывая радости, прошептал:
– Кажись, дохлый монах…
Скинув с плеч тяжёлую рацию, Семечка опустился на корточки и выволок из проёма маленькое мёртвое тело. Это действительно был Зелёный брат, из поясницы у него торчал эсесовский кинжал.
– Коварный удар, – определил Фитисов, почесав затылок. – Эта гадина долго потом извивалась. Но гадина – она и есть гадина: залезла под камень, свернулась клубком и околела. Так поступают все змеи, когда приходит их последний час!
Герман не мог не подивиться точности определения, однако задерживаться возле трупа не следовало: обострившиеся за последнее время чувства просто вопили – враг рядом! Мельком взглянув на маститого сторожа Ивана-Абрама, он понял, что красноармеец тоже испытывает подобные ощущения: мёртвого монаха разглядывать и не думает, а стоит, направив автомат в противоположном направлении.
– Товарищи, там свет, – тявкнул он, словно спаниель, почуявший дичь.
Через мгновение выяснилось, что из следующего коридора исходит не только свет, но и звуки: голоса, перемежающиеся стуком камней. Говорили на немецком.
– Шо за гармидер[123]? – наморщил лоб Фитиль. – Надо смотаться, позыбать…
Он вопросительно глянул на Крыжановского, и тот едва заметно кивнул.
Вернулся Фитиль быстро, вид имел озадаченный и мрачный. Из рассказа разведчика следовало, что в двадцати метрах впереди находится последний зал в порядком поднадоевшей череде помещений. Последний потому, что выход, ведущий вглубь подземного комплекса, завален камнями, и немцы с тибетцами пытаются расчистить завал. Для этого используют ни что иное, как «когти». Источником света, который заметил Иван-Абрам, служит гирлянда электрических лампочек, подсоединённая к аккумуляторной батарее.
– Они там все, в этом тупике! – растопырив пальцы на обеих руках, возопил Фитисов. – Эсесовцы и монахи! И я не вижу другой тактики, кроме как неожиданно выскочить сзади и открыть шквальный огонь на поражение. Одним махом семерых побивахом…
– Не слишком ли это рискованно? – усомнился Крыжановский.
– Рискованно, – согласился Фитиль. – Но шо делать? Были бы тут не прямые коридоры, как кишка у курицы, а, к примеру, запутанные, на манер наших одесских катакомб – тогда другой разговор, мы б могли устроить гадам хорошие «жмурки». Есть, правда, ещё вариант с засадой в домиках, но у гадов – «когти», а эта штука, предполагаю, способна расковырять любую стену и порушить любой дом. Так шо лучший способ решить проблему немцев – внезапная атака.
С логикой разведчика, попробуй, не согласись, потому ничего иного не оставалось, кроме как приступить к обсуждению деталей плана. Собственно, длительных дебатов тема не предполагала. Всего-то дел – определить порядок действий так, чтобы не мешать друг другу вести огонь. Одна лишь «изюминка»: Никольский оговорил себе право опробовать «когти» в бою. Подготовка тоже много времени не заняла, ибо заключалась в простой проверке оружия. Вскоре они были готовы, однако Крыжановский не спешил отдавать последний приказ. Трудное это дело – бросать людей в бой, из которого вернуться суждено не всем. Минуты убегали, а Герман медлил. Наконец, решился. На пол полетели окурки, и группа двинулась вперёд.