Разведчик сделал на карте отметину ногтем.
– Понял, дорогой, так и поступлю, как ты сказал, – ухмыльнулся Гиви. – Дай, я тебя обниму на прощание, Сашка, клянусь, ты – настоящий друг!
– А ты – настоящий грузин, – не остался в долгу Фитиль. – То смотрел так, наче зарезать готов, а теперь в дружбе клянёшься. Короче, у тебя семь пятниц на неделе…
– А как же иначе, – развёл руками Гиви. – Кто грузину плохо делает, того грузин всем сердцем ненавидит, а кто хорошо делает, тому грузин – брат и отец! Такой у нас характер!
Когда «братья и отцы» нестройной массой упылили по дороге, Никольский процедил сквозь зубы:
– Ни одному слову не верю! Врут всё, сволочи! Ну, ничего, парни из Особого их быстро к ногтю прижмут, если конечно эти отщепенцы доживут до допроса.
Артюхов перевёл разговор на другое:
– Ну что, товарищи, сядем, помянем наших павших?
Выпили только раз, да и поели неплотно – ни к чему это, весь день предстояло провести в пути. К ночи Фитисов рассчитывал достигнуть Дона южнее города Калач. Дальше его план предполагал сплав вниз по реке.
– В Калаче фрицев – как дерьма в канализации. Не, вы не подумайте, я ничего не имею против данного населённого пункта лично. Хороший советский город, но щас там у противника главная тыловая база, и главная переправа через Дон. Зато на юг до самой Цымлянской переправ нету. Те, шо были, разбомбила наша победоносная авиация. Короче, если верить немецкой карте, этот участок реки полностью свободен от гитлеровцев, шо можно понять – какой смысл держать людей там, где нечего охранять – пушечное мясо нужнее в Сталинграде. Значится, нам и карты в руки: по Дону поплывём как в круиз Одесса – Ялта, но до того надо поторопиться, чем быстрее дойдём, тем целее будем, – так пояснил Фитисов свою задумку.
Начался путь через междуречье. Группа шла степью, сторонясь дорог. Прохладный воздух был напоен ароматами разнотравья. То и дело из-под ног вспархивали птицы, изредка встречались полёвки и суслики. Живности хватало, зато удивляло отсутствие противника – лишь однажды пришлось залечь, когда вдалеке на дороге показалась колонна солдат в желтовато-песочном обмундировании.
– Румыны! – определил Никольский, а Фитисов просто разразился градом ругательств, поскольку его родная Одесса была оккупирована именно румынскими войсками. Облегчив душу и оттого явно повеселев, одессит объявил:
– Поздравляю, товарищи! Мимо нас только что промаршировали последние резервы фюрера. Помнится, в прошлый раз, ну, когда я столкнулся с теми эсесовцами напополам с тибетскими монахами, вся местность кругом просто кишела фашистской поганью. Как тараканы-прусаки на кухне тёти Песи, поверьте на слово! А щас – другое дело, просто душа радуется. Делаю предположение: всё, амба, немецкое наступление на Сталинград выдохлось. Эх, нашим бы продержаться ещё недельку, а там и все враги закончатся. Дальше можно переходить в контрнаступление.
Герман вспомнил массы красноармейцев и боевой техники, которые он видел на левом берегу Волги, у хутора Ямы. И, покрутив в уме все дальнейшие события, пришёл к заключению, что лишь малая толика той мощи направлялась в воюющий город, остальные сосредотачивались в резерве. Советское командование явно копило силы для решающего удара. Вслух он сказал Фитилю:
– Обязательно продержатся. Но вы наблюдайте, и если предположение об исчерпании противником резервов уверенно подтвердится, обязательно радируйте в центр. Думаю, там будут рады такой информации.
– Всенепременно, – обиженно (мол, оно и без подсказок понятно) буркнул Фитиль, и прекратил разговор.
Герман про себя усмехнулся: «Нет, не всегда ты мудрец, парень. Война многому учит, но юный возраст полностью понять науку не позволяет. Сейчас ты ведёшь себя как подросток – дали немного власти и самостоятельности, так уж мнишь себя генералом. В Москве – Никольский, здесь – ты. Что ж, придётся вашу парочку почаще за штаны придерживать, а то натворите дел».
За день сделали лишь один привал, и к вечеру все еле переставляли ноги. Особенно сдал Артюхов, чего и следовало ожидать. Герман тоже держался с трудом. По дороге пришлось форсировать вброд какую-то мелкую речушку. После этого мокрая обувь сильно натёрла ноги. Каждый шаг причинял боль – хотелось упасть в траву, и лежать там до скончания веку. А разведчики – ничего: вроде, тоже реку форсировали, да и веса на себе несут больше остальных, однако же – знай себе, вышагивают. За ними, чуть поотстав, следует Никольский, затем – Герман, а позади всех тащится Артюхов.