«Да нет у нас ничего общего!» — хотелось сказать, нет, крикнуть, ей. Но она этого не сделала, потому что заранее знала, что он скажет потом.
— Кстати, — он с видимым удовольствием изменил тему разговора, — есть кое-что, о чем никто не должен знать, верно? Одно небольшое преступление…
— Не преступление! — запротестовала Тарани. — Это вышло случайно!
— Скажи это судье. Или своей мамочке. О, я ведь чуть не забыл, твоя мама и есть судья, да?
Отчаяние захлестнуло ее, словно вода из прорвавшейся плотины. Мама. Школа, друзья, полиция… потому что, возможно, в дело вмешается полиция… Может быть, может быть, все это она смогла бы вынести… Но реакция мамы…
Какой у нее будет взгляд, что она скажет, когда обо всем узнает… Разве с этим можно справиться?
— Чего ты хочешь от меня? — прошептала Тарани. — Я не понимаю, чего тебе нужно?
— Ну, для начала ты могла бы принести мне завтра на обед что-нибудь вкусненькое. Печенье или конфеты. Короче, то, чем такие сладенькие девочки угощают лучших друзей. Только ты должна делать все правильно. Потому что ты ведь хочешь доставить мне удовольствие? Ты хочешь, чтобы я всегда был в хорошем настроении?
Она стояла перед ним, онемев от горя. Такое уже случалось раньше, и это был кошмар. Ему нравилось мучить ее, нравилось держать ее в неуверенности. Она со всей ясностью помнила, как ее желудок болезненно сжимался, как в горле вставал комок, когда она ждала и гадала, сочтет ли он ее «подарок» достойным. Иногда он был доволен «подарком», и она могла на некоторое время перевести дух. А иногда не был. И тогда, до тех пор, пока ей не удавалось как-то умаслить его, ее жизнь превращалась в ад. Иногда ей самой уже начинало казаться, что на свете нет ничего важнее хорошего настроения Монго.
— Завтра увидимся, — весело сказал он и похлопал ее по плечу, как люди хлопают собак. — Желаю приятно провести день!
Он усмехнулся, отлично зная, что ее день будет каким угодно, только не приятным. Потом Монго оседлал свой велик и покатил прочь, оставив Тарани наедине с ее бедой.
Глава 3
Худший из секретов
Вилл держала Сердце Кондракара в руках. Была ли это игра ее воображения, или сияние кристалла действительно немного потускнело, сделалось печальным и не таким сильным? Закрывая глаза, она видела как наяву: туман, открытая книга и неподвижная фигура Оракула. Что с ним происходило? И как они могли ему помочь?
Она услышала, как открылась дверь, и мамин голос окликнул ее:
— Привет, солнышко, ты дома?
— Да, — ответила она, торопливо возвращая Сердце на привычное место, недоступное для посторонних взглядов. — Можно, я попозже схожу к Тарани?
Мама вошла на кухню, на ходу сбрасывая длинный плащ.
— Я принесла телятины на ужин. А после еды, конечно, можешь идти. Она все еще подтягивает тебя по математике?
Вилл кивнула и подумала, что это не ложь. Тарани действительно частенько помогала ей разобраться с формулами и уравнениями. Для огненной чародейки математика была открытой книгой, а для Вилл — тайной, покрытой мраком, по крайней мере, пока кто-нибудь не разжевывал ей все до мелочей. Сегодня она, конечно, собиралась к Тарани вовсе не за этим, но кто сказал, что родителям нужно знать такие частности?
Они вместе с мамой стали готовить на ужин телячьи отбивные, салат и жареную картошку, от запаха которой у Вилл потекли слюнки. Свет заходящего солнца окрасил все в кухне в золотые тона. Возникало чувство тепла и безопасности, было так здорово нарезать лук и мыть салатные листья, по-доброму подшучивая друг над другом.
— Вот уж не знала, что у тебя глаза на мокром месте, мам!
— Осторожней, солнышко! Лучше убери лук, а то я за день выплачу годовой запас слез!
И вдруг, без всякого предупреждения, на Вилл накатило головокружение. Ей пришлось опереться одной рукой о край стола, чтобы убедиться, что он по-прежнему на месте. Поле зрения по краям заволокло серым, а сердце сбилось с ритма и застучало неровно.
— Солнышко, с тобой все в порядке?
Ее обняли такие знакомые мамины руки. Аромат маминых духов смешался с резким запахом свеженарезанного лука. Реальным было именно это. А не льдисто-серый туман, который грозил размыть всё вокруг.
«Люди, — подумала Вилл. — Люди заставляют нас помнить, кто мы, где мы и в каком времени находимся».
— Все нормально, — пробормотала она и постояла еще немного, положив голову на мамино плечо. — Думаю, я просто немного устала. Пришлось готовиться к целой куче тестов и зачетов…
Вилл было стыдно, что приходилось… ну, не то чтобы врать — в школе в последнее время действительно было много тестов, но к ее головокружению они не имели никакого отношения. Скажем так, приходилось направлять маму по ложному пути. Но ведь это была не только ее тайна, и она не имела права делиться ею ни с кем из родственников.
— Бедная малышка, — с улыбкой сказала мама, слегка поддразнивая Вилл. Но в ее глазах оставались недоумение и тревога. — Так может, не стоит сегодня ходить к Тарани? Может, мы с тобой лучше отдохнем, вместе посмотрим кино?
Как это было соблазнительно! Ей сейчас не очень-то хотелось брести в сгущающихся сумерках, опасаясь, как бы улицы снова не стали призрачными и нереальными. Но Вилл вспомнила, какое выражение лица было утром у Тарани, и с какой странной скованностью она двинулась навстречу этому типу Монго и позволила себя поцеловать. Что-то тут было не так. Совсем не так. И какой бы она была подругой, если бы не попыталась разобраться, в чем дело, и найти способ помочь?
— Мне очень нужно, мам, — сказала она. — К тому же как только я немного перекушу, сразу приду в норму.
— Ну, если ты так считаешь, — протянула мама и погладила Вилл по щеке. — Ладно, проверим, не разучилась ли я жарить отбивные. И вот еще что, солнышко… Я отвезу тебя к Тарани на машине и заберу назад. Когда соберешься возвращаться, позвони мне. Но только не позже десяти, ясно?
— Спасибо, мамочка!
Направляясь к Тарани в машине, Вилл чувствовала себя прекрасно. Еда действительно помогла. Возможно, головокружение было отчасти вызвано голодом. Вилл нравилось так думать, это успокаивало.
Тарани сама открыла дверь.
— Привет, — сказала она подруге. — Папа с мамой собираются в кино, а Питер ждет, когда за ним зайдут друзья, так что мы останемся одни.
Здравствуйте, миссис Вандом! — она помахала маме Вилл, которая так и осталась в машине. Мама помахала в ответ и уехала. — Входи.
Папа Тарани надевал плащ, попутно хлопая себя по карманам.
— Здравствуй, Вилл, рад тебя видеть. Тарани, тебе не попадались ключи от машины?
— Они у тебя в другом пиджаке, пап. Ты сегодня был в сером.
— А, точно. Спасибо, милая. Передашь маме, что я сейчас выведу машину из гаража?
— Хорошо, пап.
— Приятного вам вечера, девочки, только не засиживайтесь допоздна.
Все было таким привычным, таким обыденным, думала Вилл. Как трудно поверить, что даже такие извечные вещи, как время идти спать и потерянные ключи от машины исчезнут вместе с разрушением Вселенной, если Горгону удастся задуманное.
Девочки заварили чай и пошли с кружками в комнату Тарани. Миссис Кук попрощалась и вышла за дверь. Она выглядела очень нарядной, синее бархатное платье и жемчужные серьги делали ее непохожей на строго судью.
— Твоя мама выглядит такой счастливой, — заметила Вилл.
— Сегодня одна из их годовщин, — улыбнулась Тарани.
— Одна из годовщин? Что ты имеешь в виду?
— У них их штук пять, не меньше. День, когда он впервые увидел ее, день знакомства, день первого свидания, день, когда он сделал ей предложение, ну, ты знаешь, как это бывает…
Вилл кивнула, ощутив при этом укол сожаления. Она не знала. У ее родителей не было никаких годовщин, они не приглашали друг друга в кино, они даже не жили вместе. Она была счастлива вдвоем с мамой, правда-правда, но иногда случались моменты, когда ей хотелось иметь такую семью, как у Тарани, или у Ирмы и Корнелии: дом, полный народа, сестры, братья, родители, домашние животные, все веселые и шумные, мешающие друг другу, хлопающие дверями, вместе смеющиеся над шутками и понимающие, что они есть друг у друга. Вилл вдруг вспомнила, что она чувствовала сегодня, когда мама обняла ее: люди заставляют нас помнить, кто мы, где мы и в каком времени находимся. Наверное, у Горгона ничего такого не было. У него не было никаких привязанностей, и неутолимая жажда власти и запретных знаний уводила его все дальше и дальше, в серый туман. Пока он и сам не превратился в туман, в Призрака Времени.