В 5:25 фронт противника был прорван, и мы вошли в прорыв.
Усилив темп огня, дивизион устремился к переправе через реку Пилах, но гитлеровцы опередили нас: железобетонный мост взлетел на воздух.
Тогда мы стали в лихорадке накатывать бревна на обломки моста, чтобы побыстрей переправиться через реку и не дать оторваться от нас гитлеровцам, отходящим на запад. Однако не прошло и 10–15 минут, как мне доложили: «Найден брод!» Бросив мост, мы ринулись туда.
Тем временем пехота 29 сп [2], с которой мы взаимодействовали, сумела продвинуться на 2 километра в направлении Гросс-Зирнинг. Вскоре дивизион нагнал ее. Я начал сближаться с противником, который открыл по нас артиллерийский и пулеметный огонь. В 6:50 мы достигли реки Зирнинг. Однако немцы, стремясь задержать нас, успели взорвать мост и через эту реку.
В течение 20–25 минут мы навели переправу. Активную помощь дивизиону оказали освобожденные нами русские военнопленные из лагерей вблизи реки или угнанные рабочие (мы не успели в этом разобраться). На мой призыв помочь больше сотни мужчин бросились растаскивать свои бараки и поволокли к переправе все, что могло пригодиться. Преодолев водный рубеж, мы с ходу ворвались в Гросс-Зирнинг.
К 10:00 мы при содействии пехоты овладели населенным пунктом Лосдорф. Преследование немцев на шоссе продолжалось, не ослабевая в темпе.
Теперь мы все время висели на плечах противника, громили и уничтожали живую силу и технику, находясь непосредственно в его боевых порядках.
Немцы продолжали взрывать переправы. Их воинские части и подразделения, оставшись отрезанными, бросали оружие и сдавались. Но мы двигались вперед, не останавливаясь возле солдат, поднимавших руки. Я рассчитывал, что нас вот-вот нагонит танковый корпус генерал-лейтенанта Говоруненко с большим десантом пехоты, которая, как полагается, все довершит. Дивизион же, как вы знаете, должен был стремительно продвигаться на запад, создавая панику в тылу врага и сбивая его заслоны.
На одной из переправ отстали тылы и штаб, так как там, где пробирались самоходки и танки, не пройти было колесным машинам. После этого я приказал экономить снаряды и, нагоняя колонны немецких автомашин, давить их гусеницами.
На первом этапе наступления я докладывал штабу дивизии по рации о захвате каждого рубежа, а также посылал короткие боевые донесения с мотоциклистом. Но потом мы ушли слишком далеко — походные рации уже не могли вести передачу на такое расстояние. Что касается связи при помощи мотоциклистов, то она прекратилась из-за того, что гитлеровцы были теперь не только впереди, но и позади нас.
Примерно в 1,5 километра северо-западнее Лосдорфа нам преградил дорогу какой-то канал. Немцы взорвали мост, несмотря на то что часть их колонны не успела переправиться и вынуждена была сложить оружие.
Канал был неширокий, но глубокий, как противотанковый ров, и с бурным течением воды. Ни танки, ни самоходки не могли его преодолеть. Но недалеко от взорванного моста мы увидели штабеля стальных труб большого диаметра. Задыхаясь и обливаясь потом, мы накатывали в этот канал трубы, те тонули, но мы накатывали новые и новые пласты труб. Вода пошла по трубам, а танки и самоходки пронеслись по ним, как по бревенчатому настилу.
Переправившись через канал, мы нагнали отходящую немецкую колонну. Гитлеровцы не могли понять, как мы очутились по эту сторону водного рубежа и опять наступаем им на пятки. Бросив оружие, они в ужасе разбегались по обе стороны шоссе. Мы смерчем прошли по колонне без единого орудийного выстрела, не сбавляя хода.
Теперь путь к Мельку был открыт. Ни впереди, ни по бокам не видно было ни одного гитлеровца. Мы находились в глубочайшем немецком тылу.
За несколько километров до въезда в город Мельк я в целях предосторожности пересел из своего танка в трофейный бронетранспортер, после чего повел дивизион дальше.
У самой окраины Мелька мой командирский танк (Т-34), который шел впритирку за головным бронетранспортером, где был я, по какой-то причине отстал, тем самым немного придержав всю нашу колонну. И случилось так, что я первый влетел на бронетранспортере в город.
Это было в 11:35, я засек время».
(Продолжение письма)
«В Мельке, к моему удивлению, нас встретила полнейшая тишина.
Все магазины были открыты. Солдаты и мирные жители спокойно расхаживали и разъезжали по улицам. Никто не обратил внимания на наш бронетранспортер. Ведь он был трофейный. Я понял, что хитрость удалась, немцы принимают нас за своих.
Приказав команде затаиться в бронетранспортере и ждать приказа, я выскочил на мостовую. Необходимо было осмотреться до подхода дивизиона.
Бронетранспортер остановился у какого-то большого каменного дома. По случаю майской жары окна на нижнем этаже были распахнуты настежь.
Но я не смотрел на окна. Мое внимание привлекли несколько легковых машин и мотоциклистов, которые стояли в 4–5 метрах у тротуара.
Внезапно среди общей тишины (она поразила нас в Мельке больше всего после шума недавнего боя) я услышал за спиной громкий смех и быстро обернулся к окну. Но смех относился не ко мне. В зале первого этажа (это был ресторан) вокруг накрытого стола сидели человек пятнадцать немецких офицеров и мирно выпивали и закусывали. Для них полной неожиданностью было увидеть рядом русского офицера с орденами на груди. Гитлеровцы так и застыли, откинувшись на спинки своих стульев, держа стаканы на весу.
Раздался лязг гусениц. Это подошел мой Т-34 и остановился рядом с бронетранспортером. На бортах его были большие красные звезды. Они бросались в глаза.
Гитлеровцы все поняли. Зазвенела посуда. Перевернув стол, они кинулись в бегство.
Но мне было не до этих плохо позавтракавших немецких офицеров. По улице к ресторану мчались на двух мотоциклах два гитлеровских солдата (или офицера?). В 20–30 метрах один из них резко затормозил, круто развернулся и на бешеной скорости рванул в обратном направлении. Второй последовал его примеру.
Они помчались к переправе. Но уж эту переправу мы должны уберечь от взрыва!
Я прыгнул в бронетранспортер, подал команду: «Вперед!», на ходу дал очередь по мотоциклистам из автоматической пушки. Рванув с места, танк дал вслед им тоже выстрел из пушки. Снаряд просвистел вдоль улицы. Это было как гром среди ясного неба!
В Мельке улицы очень узкие. От выстрела по всей улице с дребезгом посыпались оконные стекла.
В городе началась невообразимая паника. Часть населения стала с криками разбегаться по дворам и боковым улицам, другая часть с выражением ужаса на лицах начала нас приветствовать.
Выстрел из танка послужил сигналом к атаке. По центральной улице Мелька со страшным грохотом, лязгом и скрежетом гусениц, рычанием моторов и режущей слух пулеметной дробью прорывался к переправе сплошной бронированный кулак. Почти впритирку друг к другу, идя в два или три ряда, мчались наши советские самоходки и танки вперемешку с трофейной техникой.
Нас обстреливали из окон и чердаков, забрасывали гранатами. Но лавина, отстреливаясь, неудержимо двигалась через Мельк и приближалась к большому железобетонному мосту, который был переброшен через бурную реку. Сознание пронизывала мысль-приказ: захватить мост до взрыва!
И тут нервы немецкой подрывной команды сдали. Она могла бы выждать, пропустить нас на мост и взорвать вместе с мостом. Но бикфордов шнур был подожжен раньше времени.
Когда мы находились от места на расстоянии 20 метров, прогрохотал взрыв. Пыль, взметнувшись высокой стеной, заволокла небо, реку и мост. Со скрежетом и лязгом затормозили танки, самоходки и бронетранспортеры, налезая друг на друга (к счастью, обошлось без аварии). А с неба сыпались на броню камни, щебень, ветки деревьев.
Однако после того как стена пыли распалась, я увидел, что взрыв, произведенный немцами второпях, причинил лишь небольшие разрушения мосту. В основном он был еще годен к переправе, чем я (конечно, не без опасения новых взрывов) сразу и воспользовался.