Первой пошла радистка Валя, за ней кто-то из разведчиков. Последним полагалось прыгать командиру группы. Колесников нырнул вниз головой в черную яму и… застрял в ней!
Шифры-ролики? Ну так и есть!
На разведчике, которого сбрасывают над вражеской территорией и, как правило, с большой высоты, напялены тысячи одежек. Считайте: теплое белье, подбитая мехом куртка из чертовой кожи, такие же штаны, меховой шлем, сапоги (сшитые на заказ, по мерке, чтобы, упаси бог, не жали). К этому добавьте мешок с индивидуальным запасом продовольствия (сверхкалорийная пища), флягу со спиртом, автомат, пистолет, длинный десантный кинжал и две гранаты «лимонки». Парашют, правда, один. Запасной положен только при тренировках.
Со всем этим Колесников, понятно, протолкнулся бы в люк, хотя тот на ДБ-3 не так уж и широк.
Но ролики! Застопорили шифры-ролики, выпиравшие из-под куртки!
Прыгал Колесников, как и положено, — спиной вперед. Поток встречного воздуха мгновенно прижал его к корпусу самолета.
Он сразу же закрыл лицо руками. Но ледяные иглы пробивались даже сквозь плотно сдвинутые пальцы.
Ух! Ну и холодище! Как на полюсе! Мало того, что высота три тысячи метров. Свирепый, адский, непреодолимый ветер от движения самолета забивает ноздри, рот, горло, легкие. Дышать нечем!
Пилот поспешил сбросить скорость. Все равно Колесников чувствовал, что задыхается.
Снаружи были его голова, руки, грудь и половина парашюта. Внутри самолета оставались ноги, мешок с продовольствием и вторая половина парашюта. Так, располовиненный, закрыв лицо руками и задыхаясь от кинжальных уколов ветра, он кружил над Яйлой.
Экипаж самолета попытался втащить Колесникова обратно. Куда там! Еще сильнее заклинило в люке.
Он начал энергично размахивать ногами, пытаясь дать понять, что надо не втаскивать, а, наоборот, выталкивать. И, как ни странно, его поняли. Он почувствовал, что по нему просто заколотили там, наверху.
Но, устанавливая с летчиками контакт с помощью ног. Колесников нечаянно задел за какой-то рычаг, который соединялся с гашеткой пулемета. Тот дал очередь, и самолет был обнаружен ялтинской ПВО. Немцы открыли по нему зенитный огонь.
Разноцветных трасс, прорезавших тьму, и огненных факелов внизу Колесников не увидел. Он продолжал закрывать лицо руками. Руки его закоченели на ветру.
Один снаряд разорвался так близко, что самолет чувствительно качнуло. Колесникова стали «трамбовать» еще сильнее. Били ногами так, что немолчный звон стоял в голове.
Положение было отчаянное, все понимали это. Возвращаться на аэродром с человеком, висящим в люке вниз головой, нельзя. Лету до Геленджика сорок — сорок пять минут. Колесников не удержит руки на лице. Он задохнется, и на аэродром приволокут лишь его труп.
Вдруг разведчик почувствовал, что немного продвинулся в люке. Еще! Еще! Ага, дело пошло!..
Наконец с огромным облегчением он оторвался от самолета. Первая мысль о парашюте: раскроется ли? Не повредило ли его, когда протискивался в люке? Согласно инструкции прыжок был затяжной. Колесников падал, зажмурившись, считая секунды. И — раз! И — два! И — три!..
Он отсчитал положенные тринадцать секунд, рванул кольцо парашюта. Сильнейший аэродинамический удар! И сразу — блаженная тишина…
С беспокойством Колесников ощупал шифры-ролики за пазухой. Целы? Ну, живем!
Он открыл глаза и посмотрел вверх. На фоне неба, более светлого, чем земля, было отчетливо видно, что в полотнище купола зияют дыры.
Что-то вроде бы слишком много! Одна, вторая, третья… Он насчитал девять дыр!
Парашюты разделяют на тридцать пять или сорок квадратов и прошивают стропами для увеличения прочности. При перегрузке рвутся два-три квадрата, обычно в верхней части купола, где напряжение больше. Но девять разорванных квадратов!
Колесников перевел взгляд на землю — глаза его уже привыкли к темноте. Падал он не в бездонную черную пропасть. Дно было. Различал внизу черные полосы леса и светлые — полей. И он не узнал местности под собой!
Перед вылетом разведчики старательно изучали отснятые летчиками фотографии окрестностей горы Черной, где предстояло приземлиться. Ничего похожего!
Колесников понял, что, «трамбуя» его, экипаж самолета увлекся и несколько отклонился от курса.
Какие-то четырехугольники светлеют внизу, много четырехугольников! Дома? Его несет на дома? Не хватало еще напороться с места в карьер на полицаев!
Он стал планировать, оттягивая на себя стропы.
Ему удалось приземлиться в стороне от населенного пункта — на пустыре, обнесенном изгородью. Но он не разглядел при этом дерева, которое росло посреди пустыря, и угодил прямо на него.
Черт! Ногу зажало между ветками! Неужели вывих? Да и могло ли обойтись без аварии, когда в куполе парашюта девять дыр?
Однако стонать и охать в его положении не приходится.
Прежде всего снять с дерева парашют и зарыть, разрезав предварительно на части!
С этим он управился за каких-нибудь тридцать минут — рекордный срок, если принять во внимание отчаянно болевшую ногу.
Так! Теперь найди свое место! Светлеющие за пустырем дома — это, несомненно, село Биюк-Сала. Вытащи компас! Гора Черная на западе. Значит, на соединение с другими разведчиками надо идти в этом направлении…
Он прохромал к изгороди, сплетенной из веток с листьями, схватился за нее, чтобы перелезть, и вдруг услышал шорох!
Разведчик хлопнулся животом оземь и выставил автомат, готовый принять бой. Все было тихо. Он полежал немного, встал, протянул руку к изгороди. И снова шорох, еще более внятный, швырнул плашмя на землю. Что это? Галлюцинация? Начались слуховые галлюцинации? Закружило в воздухе, не иначе! Столько времени, подумать, вертело и мотало вниз головой! Кровь, конечно, прилила к мозгу, и вот…
Он лежал, подняв голову, напряженно прислушиваясь к тишине ночи. Цикады не звенели в траве, здесь было слишком высоко и холодно для цикад. Со стороны села Биюк-Сала не доносилось ни звука.
Что-то хрупнуло, хрумкнуло, потом раздался протяжный вздох… Над изгородью поднялась длинная морда.
Не призрак морды, не голый лошадиный череп с угольками вместо глаз — всамделишная морда лошади, которая добродушно дохнула теплом в лицо Колесникову!
Так это, значит, лошадь коротает здесь ночь, объедая листья изгороди!
Колесников растрогался. Возможно, в положении его было неуместно проявлять излишнюю чувствительность, но он решил угостить лошадь галетой. Да и ему самому не помешает куснуть разок-другой от плитки шоколада после утомительной возни с парашютом.
Он развязал мешок с продовольствием.
Что это? Какая-то каша из шоколада, бекона, зерен ореха, галет и витаминов! Измельчено в порошок! Результаты «трамбовки» в люке.
Была мыслишка вскочить на лошадь и дальнейшее передвижение совершить верхом, тем более что нога болела все сильнее. Но пропавшей лошади хватятся, пойдут по следу, и тот, чего доброго, выведет полицаев прямехонько к потаенной базе разведчиков.
Вздохнув, Колесников переполз через изгородь и захромал по направлению горы Черной, где и встретился на исходе ночи со своим отрядом…
Вот как обстояло дело с галлюцинациями! Отроду он не видел их, не слышал и ни при каких обстоятельствах не собирался видеть или слышать!..
Да, а припадок в саду?
Что ж, поразмыслим — исследуем!
Сегодня он принял за непременное условие, за исходный пункт своих рассуждений: сад реален! Он не привиделся ему, он существует.
Почему же в нем происходят непонятные превращения? Ответ: это сад-змеевник. Цветы источают яд.
Садовники рассказывали Колесникову о том, что некоторые цветы нельзя оставлять в комнате на ночь — встанешь утром с разламывающейся от боли головой. Есть и более опасные цветы, которые способны вызвать приступ бронхиальной астмы или заболевание накожными болезнями.
Известны также цветы-антагонисты — серебристый ландыш, например. Он не выносит соседства с другими цветами. Поместите ревнивый ландыш в букет, и вскоре все соперники его увянут. Нарцисс совершенно не терпит незабудок. А роза и гвоздика, находясь в одном букете и испытывая взаимную антипатию, немедленно начинают выделять ядовитое вещество и за каких-нибудь полчаса убивают друг друга.