Дельфинам становится тесно в морях —
Ведь начали строить и замки в волнах
Вся челядь приняться готова за дело,
А их господину земля надоела.
Заботы и страх донимают людей,
Живущие даже в чертогах царей.
Садись на корабль иль в седло дорогое —
Тебе от заботы не будет покоя.
Но если ни мрамор прекрасных палат,
Ни шелк от сердечной тоски не целят,
Завидны ли нам родовые поместья?
Не лучше ли дом на родительском месте?
ПЕСНЯ XVII[15]
Уж скрылось солнце, и в ночи глубокой
Мне женский голос слышен одинокий.
Вот постою я — и душа узнает,
О чем так горько женщина рыдает.
«Уже десятое проходит лето
С тех пор, как нет слезам моим ответа.
Пока ко мне мой милый не вернется,
Без утешенья плакать мне придется.
Вернулись все к домашнему покою
Из осаждавших горестную Трою,
Лишь я грущу без мужа одиноко
По прихоти завистливого рока.
О, если б по дороге к Спарте, в море,
Погиб Парис, я б не узнала горя,
Я от тоски нашла б освобожденье
И не терпела б тяжкие мученья.
Как птица, потерявшая подружку,
Не сядет на зеленую верхушку,
А по лесам, вдали от шумной стаи,
Всю жизнь свою, печальная, летает.
Так я, несчастная, пока нет друга,
Уже тревог не покидаю круга,
Бегу людей и радуюсь заране,
Что никому не зреть моих рыданий.
Пусть в дни войны тревоги грудь томили,
Но от него хоть вести приходили.
Теперь, когда он в неизвестных странах,
О худшем помышляю неустанно.
Страшат меня теперь морские воды,
Страшат и ветры, злые непогоды,
Страшит всё то, что может быть с несчастным.
О нем, о боги, вас молю всечасно!
И в голову приходит мне порою
(Ведь всюду можно встретиться с бедою),
Что по нему напрасно я тоскую
Что, может быть, он полюбил другую.
Он отплатил бы злом, неблагодарный,
Я стала б жертвой низости коварной.
Ах, лучше с жизнью мне скорей расстаться,
Чем горькой новости такой дождаться!
Нет! Всё ж он мой! Гоню я подозренья,
И он мне не доставит огорченья.
Он сохранит и в темных водах Леты
Своей любви и верности обеты.
Морские ветры, если б знать могли вы,
Что значат сердца пылкие порывы,
Вы б раздували парус Одиссея,
Чтоб дом родной увидел он скорее!»
ПЕСНЯ XVIII
За приглашение благодарю, сосед,
Но знаешь, у тебя мне пировать не след.
Заставишь ты меня пить мерзостное пиво,
А, если откажусь, ты усмехнешься криво.
Всегда ты раздражен. Чуть мухе сесть на лоб —
Ты, крови убоясь, тотчас бедняжку хлоп!
Изводишь ты жену и слуг ругаешь едко,
Тарелки о-пол бьешь, швыряешь табуреткой.
Тут может, черт возьми, достаться и гостям.
Сердись, но воли все ж ты не давай рукам!
Не очень я ценю за пивом нашу встречу.
За тост благодаря, ему я не отвечу.
Перепивать тебя другим не по плечу.
И я уже сдаюсь. Довольно! Спать хочу.
Ты — рыцарь доблестный в единоборстве с пивом,
Но справишься ль в бою ты с недругом кичливым?
Ты думаешь мне честь, коль за меня ты пьешь?
Мне здравица твоя, поверь, что острый нож.
Уж если хочешь чтить, дай полную мне волю,
А я уж никого ничем не приневолю.
Даешь мне рвотное? Не буду принимать!
Зачем вчерашнее мне пиво извергать?
Я знаю, псы твои меня нашли бив зале,
А, если бы я лег, мне б губы облизали.
К чему? Приятели идут к тебе на пир
Есть шпиг полусырой, глодать засохший сыр.
На пиво злы они и с ним бороться склонны
Селедкой, огурцом иль рыжиком соленым.
У них и трезвых-то нет в голове ума,
А на пиру у всех в башке сплошная тьма.
Уж лучше пива им не выставляй ни фляги,
Не то совсем с ума сойдут они, бедняги.
Без объявления войны хозяин сам
Желает, видимо, постыдной смерти вам.
Я вздумал вас мирить, а самому влетело.
Деритесь же во всю! Ведь мне до вас нет дела.
И кружки сыпятся, как град. Ужасный вид!
Тот стонет, у того на лбу синяк горит.
Потом за аркебуз! Не пир — безумцев свора.
Коль то веселье вам, то какова же ссора?
А утром мирятся: «Эй, пива кто нальет?»
Кто может петь, поет, чтоб потешать господ:
«Не забывай меня», — поют певцы хмельные,
«Он в красной шапке был», — вслед тянут им другие.
Услышишь пять басов, двенадцать дискантов,
Есть тенора, альты, но более «козлов».
Все песни проревев, под стол сползает стадо.
И кто-нибудь кричит: «Скорей, на двор мне надо!»