Типун вам на язык, пьянчуги без стыда,
Проказа на лицо! Красавцы, хоть куда!
Под старость вам хромать, не повернуть и шеи.
Кто выживет, тому быть во сто раз пьянее!
ПЕСНЯ XIX
Жаль тебя, бедняжка!
Знать всю правду тяжко.
Но прислушайся, хоть немного,
А потом иди своей дорогой.
Осудить ты вправе
Зеркало в оправе.
Не дает оно тебе покоя.
Ведь лицо в нем не твое — чужое.
Купишь у шотландца
Зеркало без глянца —
Кожа в нем шершавая, а зубы
Уж не блещут, чуть раскроешь губы.
Хитрость притираний
Годы не обманет,
Не сотрут морщин — их много было! —
И венецианские белила!
Стыдно за пирушкой
Быть такой старушкой.
Не танцуй — лишь жалость ты внушаешь
Тем, что молодежи подражаешь.
Роскошью наряда
Не обманешь взгляда.
Выполни хоть все причуды моды —
На тебя твои в обиде годы.
С Зосей не равняйся,
Как ты ни старайся!
Зося в пляске скачет, словно серна,
Ты же в зависти сгоришь, наверно.
Экая досада,
Свет покинуть надо!
Лучше бы тебе сидеть за прялкой,
Чем средь молодых красоткой жалкой!
ПЕСНЯ XX
Веселье хорошо, друзья, в часы досуга.
Пусть каждый кубок свой пьет за соседа-друга.
Голодному плясать не хочется никак,
А, выпив, он готов пуститься натощак.
Пускай здесь никого не называют паном,
И важность за столом, поверьте, не нужна нам.
Прочь привилегии — и вся тут недолга.
И с паном рядышком садится пусть слуга.
Не соблюсти вовек веселости обычай
Тому, кто весь в сетях привычек и приличий.
Жизнь хороша тогда, когда удастся нам
Мешать серьезное и шутку пополам.
Приятно видеть мне, друзья, вниманье ваше,
Но почему вина в моей так мало чаше?
Случалось ли когда, чтоб трезвым был поэт?
Ведь если он не пьет, то в нем и толку нет.
Так пейте за меня! Ведь нет минуты лучшей
Как та, когда, поймав благоприятный случай,
Прошепчешь что-нибудь соседке на ушко.
Пусть будет весело, и на душе легко.
Я даже с мудрецом не мог бы согласиться,
Когда бы медлил он с друзьями веселиться.
Никто не может знать, что кончится наш век.
Что завтра ждет тебя, бедняга-человек.
Так веселись сейчас, почти наш пир прекрасный,
О будущем гадать старался б ты напрасно.
Бог на небе давно решил, чем кончит свет,
Тебе же доступа в небесный нет совет.
ПЕСНЯ XXI[16]
Спишь ты мирно и невинно,
Я ж по улице пустынной
Всё брожу во тьме ночной.
Сжалься, сжалься надо мной!
Слушай, как стучатся в стены
Дождь и град попеременно.
Пробудись, ответь струне,
О, жестокая ко мне!
Я ль похож на вора злого
Средь безмолвия ночного?
Я беру то, что дают.
Черт с ней, с кражей — пусть крадут!
Гордость страсти не пристала.
Так в любви всегда бывало.
Все мы служим красоте
На приличия черте.
Слышишь? Голос мой не может
Твоего достигнуть ложа?
Мне внимайте в тьме ночной,
Тени, камни мостовой.
Внемля лютне Амфиона,
Шли к нему леса со склона,
Скалы складывались в ряд
Для высоких стен, оград.
И под пение Орфея
Ведьмы плакали, жалея
Юношу, что шел в Аид,
Где жена его грустит.
Песней жалобной тревоги
Были тронуты и боги,
И ему возвращена,
Чтоб хранить его, жена.
Не сдержал он только слова
И печаль изведал снова.
Оглянулся на беду —
И опять жена в аду.
Подождать бы нужно было,
Но крепка желаний сила,
Ожиданье мучит нас,
Году равен каждый час.
Долго ль мне бренчать струнами?
Уж давно колоколами
Монастырь весь пробужден.
Я не спал, проснулся он.
Доброй ночи тем, кто слышит!
Пусть венок мой мирно дышит
У калитки средь ветвей —
Друг бессоницы моей!
ПЕСНЯ XXII
Рассудок мой, напрасно ты в тревоге, —
Того, что было, не вернуть с дороги.
Пока не проходило счастье мимо,
Всё, что желал ты, было достижимо.
Теперь же небо скрыто пеленою,
И счастье нас обходит стороною.
Что ж делать? Голову ломать не стоит.
Быть может, время лучшим удостоит?
вернуться
16
Кохановский положил в основу данной песни известный миф об Орфее, который спустился в подземное царство за своей женой Эвридикой; ему запрещено было оглядываться назад; Орфей нарушил данное обещание и за это вторично потерял Эвридику.