Выбрать главу

В высшей степени знаменательно, что «Песни — танцы — паваны» начала XVII в. и их современницы «Роксоланки» демонстрируют в общей сложности такое богатство и разнообразие ритмики, которое намного превосходит возможности ритмики поэзии Возрождения во второй половине XVI в. У Кохановского мы находим очень большое количество стихотворных размеров, а именно 15, однако в этих двух сборниках их имеется в три раза больше, причем 26 из них были совершенно не известны до той поры польской поэзии. Среди этих 26 размеров мы обнаружим ряд размеров, с которыми можно встретиться в настоящее время и в польских, и восточнославянских народных песнях, но там окажутся и такие, которые не известны польской народной песне, но которые зато бытуют в восточнославянской народной песне. Из списка стихотворных размеров народных славянских песен, составленного Лосем, мы можем уяснить себе, что 9-сложник (3 + 3 + 3) характерен для украинской свадебной песни, именно этот размер мы встретим в «Роксоланках», которые тоже представляют собой свадебные песни, а их автор — несомненно поэт польский — был gente Ruthenus, как это тогда называли. Еще одним доводом в пользу славянского происхождения этого размера является присутствие его в произведениях Мицкевича и Словацкого, т. е. поэтов несомненно знакомых с восточнославянской народной песней. В таком же положении находятся следующие размеры польской мещанской лирики и «Роксоланок»: 1) 11(3 + 5 + 3), 2) 11(6 + 5), 3) 12(5 + 7), 4) 12(8 + 4), 5) 16(5 + 5 + 6), 6) 16 (8 + 8), 7) 17 (5 + 5 + 7), 8) 19 (6 + 6 + 7). Все эти размеры выразительно свидетельствуют о влиянии ритмики восточнославянской народной песни на мещанскую лирику и на «Роксоланки». Существуют и такие размеры, которые, не указывая на направление влияний, свидетельствуют в то же время о взаимных связях. Но мы не всегда сумеем — даже ориентировочно — определить характер и хронологию этих связей. Однако некоторые из них восходят безусловно к эпохе праславянского единства, а иные несомненно принадлежат к более позднему времени.

Наличие восточнославянских влияний в ритмике чарнолесской поэзии не должно никого удивить, хотя до сегодняшнего дня этот факт оставался незамеченным. Подобные влияния уже заметны в песне, обращенной к богородице и датированной XV в.: «О Maryja, kwiatku panieński», которая написана 9-сложным стихом типа 4 + 5.

4

Совершенно особые проблемы возникнут перед нами, если мы займемся вопросом о том, какое значение имело поэтическое творчество Яна Кохановского для формирования строфики современной польской поэзии. Создав ряд новых строфических типов, Кохановский обогатил поэзию в чисто количественном отношении, но не это обогащение является главной его заслугой, хотя подобный факт следует рассматривать как один из существенных результатов его писательской деятельности. Самое важное заключается в том, что Кохановский произвел в области строфики изменения чисто качественного порядка.

Одной из важнейших перемен, которая происходит в поэзии в первой половине XVI в., польская литература обязана книгопечатанию. Появление типографий создало условия для победы национального языка в письменности, что в свою очередь привело к изменению способа распространения и способа усвоения поэтического материала. Поэтический текст до той поры усваивался памятью и был передаваем из уст в уста при помощи мелодии песни или мелодекламационного речитатива. Кохановский, будучи прежде всего поэтом лирическим, перенес поэтические приемы, характерные для песни, в область поэзии, предназначенной главным образом не для певца, а для читателя. (Исключение составляют «Псалтырь», отчасти «Собутка» и некоторые песни). Следует отметить, что это новаторство Кохановского легко обнаружить как раз с помощью сопоставления его строфики со строфикой его предшественников. Как известно, Бернат из Люблина оперировал одной лишь строфой, состоящей из четырех строк, всюду с одинаковым 8-сложным изосиллабическим размером. Рей, творчество которого лишь хронологически в некоторой мере современно Кохановскому, а по существу предшествует чарнолесской поэзии, применял 10 различных строф, но применял их крайне редко, за исключением 8-строчной строфы сравнительно позднего «Зверинца». Зато в стихах Кохановского мы встречаемся с 58 различными строфами, причем поэт создает их с чрезвычайной легкостью и применяет весьма свободно. Достаточно сказать, что около половины всего запаса строф употреблено Кохановским один-единственный раз.