Ну я дурак, что не допер, какая связь между училкой Лониля и нами. Только уже дозвонившись до папы Ханса, я усекаю, в чем тут дело. Когда я рассказываю, что Спидо встречается с училкой Лониля, он меня сначала четыре-пять раз переспрашивает, не прикалываюсь ли я. Затем он начинает вопить и костерить меня за то, что я ее не отвалтузил как следует на месте, или не приволок с собой, чтобы ей отплатил/ее отделал сполна кто-нибудь другой из участников ЕБУНТа. Мне приходится несколько раз задать вопрос о том, какая связь между ней и всем остальным, пока наконец я не получаю ответ.
— Че, не усекаешь? Неужели не допер? Ты же наш курьер вроде как? Еб твою мать, это же в газетах было напечатано. Это было в газетах, Айзенманн, ты что, не читаешь блядь газет? орет Ханс.
— Да что там было в газетах-то? говорю я.
— Что училка Лониля пропала! Что, неужели не слыхал? Это же несколько раз даже писали, что она пропала. Бесследно. Дело завели, стали расследовать, ну все такое. Ее же три на хуй недели не было! Как сквозь землю провалилась. А так заведено, что если не найдено прощальной записки, то, значит, в этом деле нет ничего криминального. Последнюю неделю газетные публикации распухают с каждым на хер днем. И ты же, конечно, понимаешь, что произошло..?
— Что это она настучала? тихонько спрашиваю я. Всегда неприятно, если тебя гоняют как сучку и распекают за что-то, чего ты не знаешь.
— Ну поздравляю, Айзенманн! 10 тебе гребаных баллов! (Вот сейчас папа Ханс говорит голосом Симпеля.) Она втерлась в наши ряды, ты сечешь? Она же коллега Берлица, который работает в школе Лониля, а он в свою очередь друг Ёрана Пердссона… папаши Спидо. Она на хуй втерлась в наши ряды через этого придурка Спидо, который полдесятилетия не трахался. Ты сечешь? Он бы, еб твою мать, с радостью отдался бы гребаному Аттиле, если бы ему посулили близость и человеческое тепло. Ну что бля за идиот. А ты на хуй не многим лучше, взял да и выпустил сучью рыбку из сетей! Ах, еб твою мать! Нет тебе прощения, Айзенманн, ты должен должен должен был знать о ней! Всегда нужно держать ухо востро в клубке своих сраных друзей! Да сколько же раз нужно это повторять? В любой момент все и вся за тобой на хер следят, и твой единственный шанс — следить за всеми в ответ! То, что случилось с училкой Лониля, это же все было на первых полосах все последние недели! В МОЕЙ ГОЛОВЕ НУ ПРОСТО НЕ УКЛАДЫВАЕТСЯ, КАК ТЫ СУМЕЛ ПРОХЛОПАТЬ ВСЮ ЭТУ ИСТОРИЮ?
— Но мне же никто этого не рассказывал. Вы же могли бы по крайней мере упомянуть эту историю на рабочем совещании… разве не для этого вообще проводят рабочие совещания..? Да я и вспомнил-то, кто она такая, только когда уже был на улице, обиженно говорю я.
— ЗАТКНИ ПАСТЬ, АЙЗЕНМАНН! Не вздумай бля перекладывать ответственность за это ни на меня, ни на кого другого…
— Слушай, я всего десять минут как ушел из квартиры Спидо. Ну давай я схожу и приведу ее…
— Ты что это, серьезно? Думаешь, она такая же дура, как ты? Да? Она-то начеку! Допер? Ее уж и след простыл! Забудь, прости. Она манатки смотала, едва ты свою тупую башку убрал за дверь. Она небось в гребаной Замби…
Я вешаю трубку и возвращаюсь к Спидо. Когда я стучу, Спидо открывает, и когда я спрашиваю о Пернилле, что мол за дела, он говорит, что она ушла. Я ему говорю, что мне кажется, я с ней раньше встречался, и что хотел ее кое о чем расспросить. Спидо говорит, что она ушла сразу же после меня, просто «прогуляться», ему это показалось немножко странным, учитывая, что она, можно сказать, не выходила за дверь с тех самых пор, как они познакомились. Я, выругавшись, снова выхожу на улицу. В этом сраном концерне на хуй ничего не заработаешь, кроме головомойки. Так что и хрен с ним, что он летит в тартарары.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 ДЕКАБРЯ
Первое, что вчера сделал папа Ханс, переговорив с Айзенманном, — позвонил в Окружную тюрьму, чтобы записаться на свидание. Там ему сказали, что видеться с заключенными можно только по будним дням. Потому посещение пришлось на сегодня.