В кабинете 217 Берлиц садится, сложив руки перед своим безгубым ртом, обрамленным аккуратно подстриженной бородкой; частенько между пальцев у него болтаются очки для чтения. Он изучает входящего к нему пациента. После того, как пациент вступил в кабинет, он снимает очки, потирает глаза, выслушивая его или притворяясь, что обдумывает, какой же именно подход детской психиатрии следует предпочесть в данном случае. Все ответы/предложения/терапевтические рекомендации, которые он высказывает, можно так или иначе возвести к той неизбывной ненависти, которую он питает к вандализму — в особенности к тем, кто малюет граффити. Можно даже заподозрить, что и его выбор профессии, и вовлеченность в региональную политику проистекают у него из желания либо придушить потенциальных таггеров в зародышевой стадии, либо прикончить их посредством применения финансового законодательства. Дипломную работу по психологии он защитил под названием «Хроническая тяга к таггерству как социальная дисфункция: граффити как проявление насилия». И в региональной политике он перешагивает через трупы, лишь бы изничтожить таггеров. Кампания БЕЙ СВИНЕЙ, инициированная и возглавляемая им вот уже год — самая дорогая из кампаний, которые когда-либо осуществлялись в его муниципальном образовании, ее стоимость втрое превзошла расходы на поддержание чистоты во всех социальных транспортных средствах. Поначалу муниципалитет скептически отнесся к девизу кампании, но, выступив с парой наиболее пламенных воззваний, какие только доводилось слышать жителям города, Берлиц сумел протолкнуть и этот девиз. «Где ненависть не ведает сомнений, зло следует называть его истинным именем», возвестил он.
Феномен Лониля как раз по его части, как говорится; Берлиц, изучивший явление таггерства вширь и вглубь, еще ни разу не сталкивался со столь бесспорным случаем. На первом, ознакомительном, приеме, всего через пару недель после первого школьного дня Лониля, мальчишка исхитрился замазюкать весь фасад похожего на кафедру стола Берлица в кабинете 217 крестиками, черточками и кляксами. Произошло это еще и из-за того, что беседа Симпеля с Берлицем переросла в громогласную перебранку (это произошло еще до того, как у Симпеля после рождественского праздника несколькими месяцами позже развился невроз боязни авторитета начальной школы), и никто из них не заметил, что Лониль беспрепятственно дает выход своим творческим началам на древесно-стружечной плите, прибитой между передними ножками стола. С того самого дня великий борец с граффити сидит за столом, покрытым примитивными фломастерными граффити, которые так и не удалось смыть. Невзирая на неустанные попытки Берлица вытребовать себе новый стол, школьная администрация раз за разом отказывает ему, ссылаясь на нехватку средств. После этого эпизода Симпель купил Лонилю большой пакет всякой вредной всячины вроде чипсов, а впоследствии неоднократно проклинал свой невроз, лишавший его удовольствия зайти в кабинет 217 и увидеть БЕРЛИЦА ЗА ТЕМ САМЫМ СТОЛОМ. Папа Ханс проспонсировал этот эпизод в качестве достойного вклада в проект ЕБУНТ, списав средства по разделу КОНВЕНЦИЯ-ПОТЕНЦИЯ. Лониль сам придумал название БЕРЛИЦ ЗА ТЕМ САМЫМ СТОЛОМ, когда Симпель ласковым отеческим голосом, подбирая доходчивые слова, спросил: «Если бы Берлиц — тот дядя, с которым мы ходили разговаривать — помнишь? у него еще стол, который ты так красиво разрисовал — если бы он тоже там, на рисунке, оказался, или если бы весь стол с этими чудными рисунками и Берлиц вместе бы были одной большой картинкой, да? — то как бы тогда называлась вся большая картинка, а, Лониль? Придумай, как назвать такую большуууую красивую картинку, а, Лониль?»
Симпель уверен, что видит, где у Берлица пересажены волосы, хотя тот вовсе и не пересаживал волос. У Берлица такой подозрительно гладкий лоб, какой бывает у сомнительно большого числа людей, перенесших пересадку волос, и именно из-за этого лба у Симпеля такие галлюцинации и возникают. На лбу Берлица нет ни единой морщинки, кожа выглядит так, будто она натянута на болванку, она сияет и блестит самым отвратным образом. Если начать со лба, то все его лицо — это колоссальное и ужасающее отсутствие мимики, и всё. Симпель не в состоянии смотреть на его лицо дольше половины секунды за один раз. Во-первых, из-за гладкого как внутренности лба и чрезмерно ухоженной бородки. Во-вторых, из-за ответного взгляда Берлица. Берлиц — мастер визуального контакта, или, как в случае с Симпелем, мастер отпугивать взгляды других, чуть более склонных к компромиссу людей. Симпель считает, что уставиться в ответ в харю Берлицу, которая так и светится воображаемой самоуверенностью и воображаемым перевесом сил, свыше человеческих возможностей. Проблема Симпеля в том, что Берлиц обретает реальную уверенность в себе и реальный перевес сил на деле, потому что у Симпеля взгляд становится загнанным и мечущимся. Его (Симпеля) глаза скачут по обстановке кабинета 217 в отчаянной попытке избежать психиатрического взгляда Берлица, прожигающего Симпелю любую щеку, какой бы он ни повернулся. Кабинет похож на перепрофилированную классную комнату, в которой не больше и не меньше обычных элементов обстановки классной комнаты, но Симпель не в силах вспомнить ни одного из этих элементов, когда он после окончания беседы выходит в столь же мрачный коридор. Он помнит кафедру и лицо Берлица. Точка. Остальное исчезает в утомительной дымке ощущений. Он понятия не имеет о том, какого цвета стены в кабинете, гладкие они или шершавые на ощупь, сколько окон на левой стене или каким узором изувековечен линолеум. Он не знает даже, висит ли за спиной Берлица черная доска, или это он так воспринимает исходящую от него черную ауру злобы. Висят ли над вероятной доской свернутые рулоном карты? Есть ли парты в глубине кабинета? Установлен ли вдоль правой стены поделенный на отсеки стеллаж из клееной фанеры? Украшены ли стены детскими рисунками? Наверняка. Но Симпель не имеет об этом ни малейшего представления. Да ему это и по фигу. Кабинет 217 существует в его изношенном регистре ощущений лишь в виде некоего навязчивого, давящего присутствия. Когда Симпель вспоминает о кабинете 217, а это бывает частенько, то воспоминание об этом помещении накатывает как пример из категории «здесь-ничего-не-найдешь-кроме-скучищи-и-неприятностей-и-дни-проходят-один-за-другим-и-все-время-темно-и-все-навевает-на-мысли-о-принуждении-и-долге-и-обязательном-посещении-школы-и-неизбежности-оплачиваемого-труда-и-достижениях-и-огорчениях-и-обязательных-огорчениях-я-не-желаю-здесь-находиться-но-я-всегда-здесь-все-равно-почему-я-вынужден-так-много бывать-в-подобных-местах-что-мне-уже-кажется-что-такие-места-мне-необходимы».