С утра, пока Хамса дрых, а Лори читал книгу о здоровой пище, студент Заза любезно, правильным языком будущего специалиста по античной литературе, делился своими знаниями:
– Самый сильный в мире опийный мак растёт в Афгане, а самый бархатный – вокруг города Бенарес в Индии. Вообще, любая дурь – разная, всюду своя, особая. Конопля растёт там, где днём сильное солнце, а ночью – мороз. В основном в горах, хотя на Ямайке, говорят, прямо с куста листья рвут и курят. Траву-марихуану не путать с гашишем, который имеет вид вязкого смолистого вещества. Гашиш тоже разный. Один даёт кайф сразу, но быстро отпускает, другой открывается поздно, зато и держит дольше. А ЛСД… Мы с племяшом во Флориде приняли ЛСД на пляже, и я взлетел над океаном, парил вместе с чайками, мог трогать солнечные лучи! А потом чудились страшные острые дыры и железные запахи! А в другой раз чуть не умер от ЛСД – показалось, что на меня обрушиваются орущие книги вперемешку с ярко-красными словами! У нас ЛСД нет, – заключал Заза, а проснувшийся носатый Хамса уже перенимал у него бразды рассказчика, поучающе повествуя о всякой всячине, в том числе и о хитростях ремесла “верблюда”, перевозящего товар (чем, видно, сам и занимался на свободе).
По его словам выходило, что товар лучше всего нести на себе. Если много – прятать товар в чемодане в грязных вещах – авось при обыске побрезгуют ворошить. Когда в аэропорт или на вокзал входишь, ни на кого не смотри, глазами не бегай, в свой билет уткнись или знаки разглядывай, куда идти. Главное – не суетиться, не торопиться, не мельтешить, нервно не дёргаться. Иди прямой дорогой к кассам или в буфет, не топчись на одном месте, не давай ментам себя засечь. Мент тоже человек, ему легче за стоящим человеком наблюдать, чем по делу идущим. Не смотри ментам в глаза, игнорируй, смотри сквозь них. И помни: ты – хороший человек, идёшь по своим хорошим делам, никого не боишься – и всё! – заканчивал Хамса, напутствуя, что главное – не быть худым, небритым, с красными глазами, потным лбом, трясущимися руками и в кайфе.
Всех интересовало, как в суматохе, которой всегда сопровождается процесс покупки дури, узнать, хороший товар продаёт барыга или туфтовый? Хамса важно поднимал палец с траурным ногтем:
– А ты сделай три-четыре затяжки и посмотри – будет сушняк? Если будет, то дурь хорошая. Сушняк – важное дело. Чем сильнее – тем дурь лучше. Позже раскрывается – дольше держит! – поучал он, рассказав, что как-то жарким летом его кенты взяли такую позднюю дурь, покурили, ничего не почувствовали и отправились обратно к барыге выяснять отношения, и только завалились к нему на хату, как их начало разносить: сушняк, слова сказать не могут, мычат “плохая дурь”, а сами в трусах – жара, штаны забыли надеть!
Никто их не трогал и не беспокоил. На завтрак, часов в девять – десять, конвоиры приносили на каждого по большому ломтю свежего горячего лаваша, кубик масла, кусок сыра, спичечный коробок сахара, чай. Днём – борщ и котлеты, из-за чего всё здание КПЗ провоняло капустой и котлетным духом. К вечеру – манная каша. Жить можно. К тому же постоянно кому-то приносили передачу, так что чай пили свой, с шоколадом и печеньями, борщ ели с чесноком и луком, а ужинали хлебом с колбасой и ветчиной-лори, присылаемой рачинцу Лори, шутя при этом:
– К нам кабана засылают уже копчёного!
– Ничего, за пятнадцать суток с тобой цинга не случится. Джуга Сталин тоже всю жизнь борщ и котлеты ел, – говорил дядя Ларик, навещая Коку в КПЗ и передавая блок сигарет. – Будешь ещё план курить, мерзавец? Хочешь, чтобы твоя мать умерла?
– Нет, что ты! Никогда, ничего! Не хочу! – отнекивался Кока, сам перебирая в мозгу номера телефонов, которые ему оставил Хамса, утром ушедший на свободу и велевший найти его, Хамсу, в Нахаловке, а уж дальше он поможет.
День начинался и заканчивался хором проклятий в адрес неизвестного никому невинного Августа Бебеля, на площади которого они сидели:
– Какая-нибудь гадина была!
– А может, баба – Августа Бебель?
– Чтоб ты, сволочь Бебель, на том свете мучилась!