Пятнадцать суток пролетели быстро, породив новые дружбы и завязки, с которыми было куда легче заниматься поисками отравы. “Краткий курс” оказался очень полезен во всех смыслах – у Коки от диетического питания даже прошли на лице прыщи, не дававшие ему покоя всю юность. Позже он встретил в пивной гостиницы “Иверия” молчуна-рачинца Лори – тот стоял за стойкой, важно разливал пиво, кричал приказы в зев кухни: “Пятьдесят хинкали, пять кебабов! Сорок хинкали, три кебаба, два шашлыка!” – и угостил на славу Коку и его друзей сотней хинкали на огромном подносе. Вежливого Зазу всегда можно было найти на бирже возле первого корпуса университета. А шустрилу Хамсу зарезали в пьяной драке в Кутаиси, в привокзальном ресторане, а труп для отвода глаз бросили под поезд…
Кока очнулся на скамейке возле канала. Шум в ушах мешал думать. Мысли пошли опять по новой. Так отдать Рыжику деньги или нет? Уехать в Париж? Отлежаться у мамы? Но как встречаться с отчимом-полицаем, который давно про Коку всё понял и относился к нему брезгливо, как к дохлой мыши (сам отчим – спортсмен, стрелок и каратист).
Снимать квартиру Кока не мог, а на социал его не сажали – нет французского гражданства. Собственно, и денег у него тоже нет. И никогда не было, хотя странным образом находились, когда требовалось купить травы или таблеток. Тогда деньги возникали из ничего, из чистого усилия воли. В ход шло всё: займы у соседей и знакомых с клятвами скоро вернуть, обманы бабушки, тайная продажа книг из библиотеки и вещиц из серванта. Кока умудрился даже обменять почти новую стиральную машину на триста граммов шмали: подсыпал бабушке снотворное, а ночью курды-носильщики тихо отсоединили и унесли машину. Бабушка утром была крайне удивлена, всё повторяла: “Куда она могла деться? Не выпала же из окна?” – на что Кока пожимал плечами: “Чудеса! Иисус Христос унёс!” Дело так и не открылось, и бабушка всегда ёжится, когда вспоминает об этом чрезвычайно странном случае.
…На небе появились тучки, закрапал дождичек. Настроение упало, не успев подняться. Он поплёлся к психам.
Во дворе застал одного Лудо – тот сидел у пня и что-то ковырял стамеской на дощечке.
– Привет. А где Ёп?
Лудо обстоятельно поправил на голове фуражку с кокардой.
– Мы поссорились. Он ушёл гулять. Нацепил свой дурацкий белый пиджак и отправился. Ты же оставил ему сдачу со стогульденовой? Вот он и ушёл.
– А почему поссорились? – Кока сел напротив.
– Да он, понимаешь ли, утверждает, что львы – дальтоники. А кто это проверял? Если бы были дальтоники, то зебр бы не ловили…
– Зебры чёрно-белые, это дальтоникам ничего, – напомнил Кока.
Лудо подозрительно поглядел на него:
– И ты тоже думаешь, что львы – дальтоники?
– Нет, я так не думаю, – испугался Кока: не дай бог поссориться, тогда ни подвала не будет, ни в туалет сходить.
Лудо отложил дощечку:
– Нет, Ёп не так прост, как кажется. Вот ты у него когда-нибудь в доме бывал?.. Только в кухню заходил?.. А ты зайди в комнату. Пыль в три пальца на всём. Всюду огромные стопки газет, причём вперемешку, старые и новые. Он день и ночь их читает. Какая с утра в руки попадёт – ту и читает до вечера от корки до корки. И это, учти, при том, что он богат! Его отец-миллионер умер, Ёпу, правда, ни единого гульдена не оставил, и теперь он ждёт, когда умрёт мать, чтоб всё ему досталось. Но ему ничего не надо! Ты на его туфли посмотри! Штаны сзади висят, как мешок! Чистый бездомник!
– Он добрый философ, – сказал Кока, тряся по очереди пустые банки.
Лудо окрысился:
– Он добрый разгильдяй! Да, он много знает. Но со львами он перегнул палку.
– Знаешь, а меня в детстве лев чуть не загрыз, – вспомнил Кока.
Лудо опешил:
– Ты что, в детстве в Африке жил? Я думал – в СССР.
– Нет, в зоопарке. Чуть не съел!.. И нам, кстати, не мешает перекусить! – Кока вытащил стогульденовую. – Съездишь, не лень?
Лудо по-доброму разгладил купюру, вынул из-за уха джоинт:
– Покурим – и поеду.
Они взорвали косячок, и Кока рассказал, как было дело.
По воскресеньям, захватив бутерброды, Кока шёл с дедом, охотником и рыболовом, в зоопарк. Причём подгадывали они прийти к кормёжке животных – звери в эти моменты оживляются, а в остальное время апатично лежат в маленьких задрипанных клетках. Это всегда вызывало возмущение деда: “Так мучить зверей! Не могут клетки побольше сделать?” Что в свою очередь удивляло Коку: “Он же охотник, сам зверей убивает, почему вдруг заботится о них?”
Главным аттракционом служил ангар хищников. Там – неизменно тугой запах мочи и рёвы, рыки, визги, вой. Хромой смотритель Валико, от которого разило пивом, а из нагрудного кармана некогда синего халата торчала непременная чекушка, небритый и весёлый, не обращая внимания на людей и зверей, ловко шуровал вилами, просовывая мясо под решётки, то громко покрикивая на беспокойную жеманную гибкую чёрную пантеру: “Давай без глупостей, Дали-джан, не то получишь у меня!”, – то увещевая брезгливого и худого тигра Бадри: “Возьми, мой хороший! Бадри! Бадри-джан! Поешь! Почему тебе не нравится печень? Она хорошая! Вон почки свежие! Тебе надо есть! У тебя цирроз! Мясо тебе нельзя, ешь потроха!”, – то почёсывая через прутья свалявшуюся гриву кудлатого седого полуслепого льва Жермена, уныло лежащего в углу клетки: “Дорогой Жермен, какой ты у нас красавец! Как спал, крысы не беспокоили?” – и лев отвечал ленивым рыком.