Оказавшись в подъезде, можно было сделать некоторые выводы. Этаж в районе пятого, так как лифта не было, а лестница заканчивалась неподалеку от нашей двери. Мысли с трудом поступали мне в голову, а перерабатывались там еще дольше. Судя по тому, что мыслить не мог, очевидные факты становились для меня открытием чего-то нового. В подъезде сильно воняло протухшим мусором и мочой. В то время, пока Майкл закрывал дверь, а я привыкал к солнечному свету, бьющему из большого окна напротив меня. Солнце находилось сверху, но еще видно в окне, значит время сейчас около двенадцати. Из соседней двери вышла соседка. Бабулька держала в руках тонкий, кожаный поводок, а малюсенькая и слишком гавкучая собака (или крыса, судя по размеру), выбежавшая следом за ней начала лаять на меня. В подъезде стало слишком шумно. Майкл, не мог закрыть дверь, а маленькое чмо в виде подобия собаки прыгало вокруг меня и звонко тявкало. Сквозь весь этот шум, я постарался поздороваться с соседкой, но она сделала вид, что ничего не услышала. Она делала такой вид, что нас тут вообще нет, деже ни разу не сказала собаке заткнуть пасть. Продолжалось это не долго. Тявкающее чмо, породы что-то похожее на чихуахуа раздражало не только своим голосом и видом, а еще и прыжками на меня. Не долго думая и не испытывая своего терпения, в надежде, что данное когда-то закончится, в тот момент, как бабулька отвернулась закрыть дверь – я пнул чмо-хуахуа ногой в резиновом шлепке. Не помогло…. Шума в подъезде стало гораздо больше, в раз пять-десять. Чихуашечка, пролетев вниз несколько ступеней издавая дикий душераздирающий крик, или визг, а может и то и другое одновременно упало на ступени, подскочила и, продолжая издавать тот же шум, побежала прочь. Что совсем не странно и не удивительно, следом за ней помчалась бабулька, которая еще минуты назад кряхтя, не могла закрыть дверь, бежала по ступеням со скоростью молодого спринтера, проклиная и матеря меня, на чем свет стоит. Интересно, ведь еще минуту назад, она даже «не подозревала о нашем существовании». Она наверное находится в замешательстве, не понимая, что произошло с собакой, если считать, что нас не существует. Молниеносно, перескакивая сразу через несколько ступеней, бабка неслась, издавая крики (не меньше и не тише чем от ее дурацкой собаки), размахивая руками, через отдышку курильщика называла нас и кончеными наркоманами, и злостными пидарасами, грозясь вернуться с полицией, скрылась через несколько пролетов, но не утихла. Визг собаки, которая уже вероятно была в районе мусорных баков (к слову там ей самое место), предположил я (в основном такие дома имеет мусорные баки сразу напротив входных дверей, через дорогу), стих.
- Ye-e-e-es, you're a killer… - с улыбкой во все тридцать два пожелтевших зуба, сказал Майкл, проверил, закрыта ли дверь и подошел ко мне. Оправдываться или объяснять суть моего поступка, я не стал, просто кивнул головой в сторону лестницы ведущей вниз и начал спускаться. Чернокожий собеседник, мой названный друг, которого я вижу впервые в жизни, пошел следом. Ноги оставались ватными и безжизненными. Любое движение было сквозь силу, ломанное, не естественное. Скопление молочной кислоты в том, что еще можно назвать мышцами или там, где они должны быть, давало сильную крепатуру и ограничивало способность двигаться. Пройдя несколько пролетов, мы остановились. Я задыхался, сказывался большой недостаток кислорода. Замкнутое пространство подъезда с большими окнами, заколоченными гвоздями доброжелательными жильцами, во избежание сквозняков, впитало в стены запах табачного дыма. Сделав небольшую передышку, мы все же продолжили путь, и вышли на улицу. Как я и представлял себе эту местность, так и встретил реальность…. Обычный, среднестатистический двор годов семидесятых - восьмидесятых. Видимо меня не похищали, я попросту совершил прыжок во времени назад, осталось разобраться, в каких кустах я спрятал свой DeLorean. Рядом с подъездом, по обе стороны расположены засмальцовано-зеленые лавочки, с частичным недостатком досок. Напротив выхода, через дорогу, как и предполагалось, расположены мусорные баки, два, старые, мятые, не понятного цвета, а один новый, темно-зеленый специально для пластикового мусора (согласно действующих, новых стандартов защиты окружающей среды). Разделение мусора – это не маловажная деталь в улучшении экологии государства. Но подсмотрев данную концепцию у наших американских поставщиков пищи для ума и заработка, мы не приняли во внимание, что у них данная концепция прописана в память с рождения, а мы не привыкли разделять мусор и ничто нас не переделает. Именно по этой причине из темно-зеленого бака торчат целлофановые пакеты с разнообразным бытовыми отходами, и даже большой кусок ДСП с дверной ручкой. В увиденном заинтересовало другое, на баке условный рисунок человека, который бросает мусор в бак, и подпись – «для пластика», а чуть ниже подпись красной краской с баллончика, которая ломает всю концепцию американцев и подчеркивает наш менталитет – «пошел нах*й». Вообще посылать всё и вся – это уже народная традиция. Нашего человека очень хорошо видно за границей не по одежде, походке или тому, что он, когда пьет кофе, ложечку не вынимает, а его видно совсем по-другому…. Наш стоит у торговой палатки, пытается громкостью своей речи влить информацию на русском языке какому-то старому французу, когда тот начинает понимать и хватаясь за овощи, складывает их в бумажный пакет, наш посылает его нахуй, и уходит со спокойной душой. Умом Россию не понять….